Убийство в доме викария - Агата Кристи

– Браконьер, только что из тюрьмы. Он на все способен.

– Неужели вы думаете, что он застрелил полковникаПротеро? – полюбопытствовал я.

У Хоуза укоренилась привычка никогда не отвечать прямо «да»или «нет». В последние дни я несколько раз ловил его на этом.

– Разве вам не кажется, сэр, что это единственный возможныйответ?

– Насколько мне известно, – сказал я, – противнего нет ни одной, даже самой малой, улики.

– А угрозы? – живо возразил Хоуз. – Вы забыли – онгрозился отомстить.

Мне до смерти надоело слушать про угрозы Арчера. Насколько японимаю, их попросту никто не слышал, прямых свидетельств нет, одни слухи.

– Он собирался свести счеты с полковником Протеро. Напилсядля храбрости и застрелил его.

– Это чистейшие домыслы, – сказал я.

– Но вы признаете, что это вполне вероятно?

– Нет, не признаю.

– Но все-таки он имел такую возможность?

– Возможность – да.

Хоуз бросил на меня косой взгляд.

– А почему вы считаете, что это маловероятно?

– А потому, – сказал я, – что Арчеру и в голову быне пришло стрелять из револьвера. Не то оружие.

Хоуза, кажется, озадачили мои доводы. Он явно ожидалвозражений иного рода.

– И вы всерьез думаете, что это реальное подтверждениеневиновности Арчера? – спросил он неуверенно.

– На мой взгляд, это полностью исключает виновностьАрчера, – сказал я.

Убедившись в том, что я твердо держусь своего мнения, Хоузбольше не спорил. Он еще раз поблагодарил меня и ушел.

Я проводил его до входной двери и на столике в холле заметилчетыре письма. В них было что-то общее.

Почерк, почти несомненно, женский. Одинаковая надпись. «Спосыльным, срочно». Единственное различие, которое мне бросилось вглаза, – то, что одно было гораздо грязнее остальных.

Это сходство на минуту заставило меня испытать забавноеощущение, что у меня двоится, нет, четверится в глазах.

Мэри вышла из кухни и увидела, как я с изумлениемрассматриваю эти записки.

– Принесли после ленча, – сообщила она, не дожидаясьрасспросов. – Кроме одного. Одно я вынула из ящика.

Я кивнул, собрал письма и понес их к себе в кабинет.

В первом из них было написано:

«Дорогой мистер Клемент, до меня дошли некоторые сведения,которые я хотела бы сообщить вам. Это касается смерти бедного полковникаПротеро. Я была бы очень благодарна за совет – обращаться ли мне в полицию илинет. После безвременной кончины моего дорогого супруга я так боюсь всякойсуеты. Не могли бы вы зайти ко мне сегодня днем на несколько минут?

Искренне ваша,

Марта Прайс Ридли».

Я открыл второе письмо:

«Дорогой мистер Клемент, я в такой тревоге – у меня отволнения все в голове перепуталось, прямо не знаю, как быть. Я услышала нечтоочень важное, так мне кажется. Но при одной мысли, что придется иметь дело сполицией, я прихожу в ужас. Я в полном отчаянии и растерянности. Не сочтите затруд, дорогой викарий, заглянуть ко мне на минутку и разрешить все мои сомненияи затруднения. Вы для всех нас такой чудесный утешитель в горестях!

Извините за беспокойство.

Искренне ваша,

Каролина Уэзерби».

Я почувствовал, что содержание третьего письма могу,пожалуй, угадать, не читая.

«Дорогой мистер Клемент, до меня дошло нечто чрезвычайноважное. Я считаю, что вы должны узнать об этом первый. Зайдите ко мне сегодня влюбое время. Я буду ждать».

Это воинственное послание было подписано: «Аманда Хартнелл».

Я вскрыл четвертое письмо. По милости судьбы, я получалочень мало анонимных писем. Я думаю, что анонимное письмо – самое низкое ижестокое оружие. То, что я держал в руках, не было исключением. Несмотря настарания выдать его за послание малограмотного человека, отдельные фразызаставили меня в этом усомниться.

«Дорогой викарий, я думаю, вам нада знать, што Творится.Вашу леди видели, как она выходила из дома мистера Реддинга, украдкой. Самипонимаете, в чем тут Дело. Между ними Што-то есть. Думаю, вам нада знать.

Друг».

У меня вырвался негромкий возглас отвращения, я скомкалбумагу и швырнул ее в камин. В эту минуту вошла Гризельда.

– Что это ты выбрасываешь с таким презрением? –спросила она.

– Грязь, – сказал я.

Я вынул спичку из кармана, чиркнул и наклонился к каминнойрешетке. Но Гризельда меня опередила. Она наклонилась, подняла скомканнуюбумажку и разгладила ее, прежде чем я успел ей помешать.

Она прочла, вскрикнула и гадливо отбросила ее мне обратно,отвернув лицо. Я снова чиркнул спичкой и стал следить, как бумага горела.

Гризельда отошла от меня. Она стояла у окна и смотрела всад.

– Лен, – сказала она, не оборачиваясь.

– Да, милая.

– Я хочу тебе что-то сказать. Не мешай, я так хочу.Пожалуйста! Когда Лоуренс Реддинг сюда приехал, я сделала вид, что мы с нимедва знакомы. И ты мне поверил. А это неправда. Я... в общем, я его давнознала. Честно говоря, еще до того, как я встретилась с тобой... и дажебыла в него влюблена. Мне кажется, в Лоуренса почти все влюбляются. И я... быловремя, когда я вела себя как дурочка. Не подумай, что я писала емукомпрометирующие письма или делала глупости, как в романах. Но я была к немуочень неравнодушна.

– Почему же ты мне не сказала? – спросил я.

– Ну! Потому! Сама не знаю... из-за того, что ты иногдабываешь такой глупый, прямо на себя не похож. Подумаешь, раз ты меня намногостарше – это не значит, что я должна... что мне должны нравиться другиемужчины. Я подумала, что ты начнешь мучиться, раздумывать, – проще былоскрыть от тебя эту дружбу с Лоуренсом.

– Ты очень ловко умеешь скрывать, – сказал я,вспоминая, что она говорила мне в этой самой комнате на прошлой неделе и какаяискренность звучала в ее голосе.

– Правда, мне всегда удавалось скрывать, что хочу. Мне этодаже нравится. – Она сказала это с детским удовольствием. – Я тебеговорю чистую правду. Про Анну я не догадывалась и ломала голову, почему этоЛоуренс так изменился – совсем, понимаешь, совсем не обращает на меня внимания.Я к этому не привыкла.

Молчание.

– Ты все понял, Лен? – с беспокойством спросилаГризельда.

– Да, – ответил я. – Понял.