Убийство в доме викария - Агата Кристи

– Бесспорно, – сказал я. – Я так и говорил.

– Да, только мне показалось... конечно, откуда мне знать...полковник Протеро всегда сообщал заранее, что собирается сделать, а порой ивовсе до дела не доходило, но он сам сказал...

– Что?

– Что собирается оценить все эти вещи, вызвать оценщика изЛондона. Для завещания – нет, это когда человек умирает... ах да, длястраховки. Кто-то ему посоветовал непременно их оценить. Он очень многоговорил, как, мол, важно это сделать. Конечно, я не знаю, договорился ли он соценщиком, но если он успел...

– Понимаю, – сказал я.

– Разумеется, как только эксперт увидел бы серебро, он быузнал подделку, а тут и полковник Протеро вспомнил бы, что показывал вещидоктору Стоуну, – как знать, может быть, тогда же он их и подменил,ловкость рук – кажется, так это называется? И вот все его хитрости пошли быпрахом.

– Я понимаю вашу мысль, – сказал я. – По-моему,надо выяснить все сейчас же.

Я еще раз подошел к телефону. Через несколько минут менясоединили со Старой Усадьбой, и я мог поговорить с Анной Протеро.

– Нет, ничего особенного. Инспектор еще не прибыл? А!Значит, он скоро будет. Миссис Протеро, вы не могли бы сказать мне,производилась ли когда-либо оценка имущества в Старой Усадьбе? Что вы сказали?

Я выслушал ее ответ, точный и ясный. Поблагодарив, я повесилтрубку и обернулся к мисс Марпл.

– Все теперь ясно. Полковник Протеро вызвал оценщика напонедельник – то есть на завтра – для оценки имущества. Из-за смерти полковникавсе пришлось отложить.

– Значит, мотив для преступления был, – мягко заметиламисс Марпл.

– Мотив, предположим, был. А что еще? Вы запамятовали. Когдапрозвучал выстрел, доктор Стоун только встретился с Лоуренсом и Анной илиперебирался через перелаз.

– Да, – задумчиво произнесла мисс Марпл. – Значит,он вне подозрений.

Я возвратился домой – в кабинете меня уже поджидал Хоуз. Оннервно шагал взад-вперед по комнате, а когда я вошел, вздрогнул, какподстреленный.

– Прошу прощенья, – сказал он, отирая пот солба. – Последнее время нервы у меня никуда не годятся.

– Дорогой друг, – сказал я, – вам непременно нужноуехать, переменить обстановку. Иначе вы тут у нас совсем расклеитесь, нельзя жетак.

– Я не могу покинуть свой пост. Нет, на это я ни за что непойду.

– Да это же ничего общего не имеет с дезертирством! Выбольны. Я уверен, что Хэйдок меня поддержит.

– Хэйдок? Хэйдок! Разве это врач? Деревенский лекарь,невежда.

– Мне кажется, вы к нему несправедливы. Он всегда считалсязамечательным профессионалом.

– Да? Возможно. Не спорю. Но мне он не по душе. Однако япришел совсем не за этим. Я пришел спросить, не сможете ли вы сегодня вечеромпроизнести проповедь вместо меня. Будьте так добры, я... я сегодня несмогу говорить, честное слово.

– Безусловно! Я и службу за вас отслужу.

– Нет, нет. Я хочу служить сам. Я себя прекрасно чувствую.Просто при одной мысли, что нужно подняться на кафедру и все глаза будутустремлены прямо на меня...

Он закрыл глаза и сглотнул, словно у него комок застрял вгорле.

Мне было совершенно ясно, что с Хоузом творится что-тонеладное. Должно быть, он угадал мои мысли – открыв глаза, он поспешил сказать:

– Со мной все в порядке. Только вот головные боличудовищные, настоящая пытка. Простите, вы не могли бы дать мне стакан воды?

– Сейчас, – сказал я.

Я сам пошел и налил воды из-под крана. Звонить прислуге внашем доме – занятие совершенно безнадежное.

Я принес ему воду, он поблагодарил меня. Потом вынул изкармана маленькую картонную коробочку, достал оттуда капсулу из папироснойбумаги и проглотил ее, запив водой.

– Порошки от головной боли, – пояснил он.

Вдруг меня осенило – а что, если Хоуз сделался наркоманом?Это объяснило бы многие странности в его поведении.

– Я надеюсь, вы не слишком ими увлекаетесь, – сказал я.

– Нет, что вы, нет. Доктор Хэйдок меня предостерег. Нопорошки просто чудодейственные. Снимают боль как рукой.

И впрямь, он на глазах успокоился, овладел собой.

Он поднялся.

– Значит, вы возьмете на себя вечернюю проповедь! Это будетистинное благодеяние, сэр.

– Тут и говорить не о чем. Но я непременно хочу снять с васи службу. Отправляйтесь домой и отдохните. И не возражайте. Ни слова – всерешено.

Он снова стал меня благодарить. Потом сказал, избегая моеговзгляда, уставившись в окно за моей спиной:

– Вы сегодня были в Старой Усадьбе, правда, сэр?

– Да.

– Простите меня – но... за вами посылали?

Я удивленно взглянул на него, и он залился краской.

– Прошу прощенья, сэр. Я просто подумал, что выяснилосьчто-нибудь еще и миссис Протеро послала за вами. Что-нибудь новое...

В мои намерения вовсе не входило удовлетворение любопытстваХоуза.

– Она хотела обсудить со мной предстоящие похороны и ещекакие-то мелочи, – сказал я.

– А! Понимаю.

Я молчал. Он стал переминаться с ноги на ногу и наконецсказал:

– Вчера вечером ко мне заходил мистер Реддинг. Я никак непойму, что ему было нужно.

– А он сам разве не сказал?

– Он только сказал, что забежал на огонек. Сказал, чтовечером ему одиноко. Никогда прежде он этого не делал.

– Что ж, его считают интересным собеседником, – сказаля с улыбкой.

– Зачем ему понадобилось приходить ко мне? Мне это ненравится. – В его голосе послышались истерические нотки. – Он сказал,что зайдет еще. Что все это значит? Что ему взбрело в голову, как выдумаете? – Хоуз почти кричал.

– А почему вам кажется, что у него были какие-то тайныецели? – спросил я.

– Мне это не нравится, – упрямо повторил Хоуз. – Сним мне делить нечего, я его никогда не трогал. Я никогда не верил, что он виноват,даже когда он сам себя оговорил, я заявил во всеуслышание, что это невероятно.Если уж подозревать кого-то, то скорее Арчера, а его я никогда не подозревал.Арчер – другое дело – негодяй, безбожник. Пьяница и бандит.

– Вам не кажется, что вы слишком к нему суровы? –спросил я. – Ведь, по сути дела, мы о нем почти ничего не знаем.