Парень с большим именем - Алексей Венедиктович Кожевников

— Я хочу работать дома, в степи.

Тансык был немножко знаком с работами, которые предполагалось сделать в Казахстане в ближайшие годы, и совершенно сознательно хотел остаться в степях.

Бригадир достал карту, раскинул на полу и начал рассуждать:

— Вот построим эту дорогу и начнем строить ветки на Кульджу, Чугучак и Зайсан, две ветки на Акмолинск. Гор рвать до черта. Потом начнется разработка каменного угля, меди, и везде нужны компрессоры, везде бурение. Да что ни возьми: будут ли орошать степи, рыть каналы и арыки — везде рвать надо. Компрессорное, подрывное и бурильное дело — дело вечное. У вас, в Казахстане, горы на каждом шагу, и воевать с ними придется долго.

— А если я буду машинистом на железной дороге?

— Можно и это. Я говорю, в ваших степях скоро пойдут такие дела… — Бригадир развел руками. — У нас, где я родился, много сделано, у вас только начинается.

— А если мне строить заводы? Орошать пески? Копать уголь, медь? — гадал Тансык, не зная, что выбрать.

Тансык впервые разглядывал карту. Раньше, видя карты в конторе, он думал, что они понятны и нужны только инженерам. Узор линий, пунктиров и точек впервые задел его любопытство.

Тансык провел пальцем по черной полосе, обозначающей строящуюся дорогу.

— Это что такое?

— Дорога, мы ее должны построить. Теперь наш городок, — бригадир поставил палец, — здесь.

Сообразив, что в карте есть какой-то смысл, Тансык начал спрашивать, что значат линии, точки, желтые, зеленые и темные пятна. Борискин называл реки: Или, Каратал, Чу, Аягуз. Озера: Балхаш, Ала-Куль, Зайсан. Города, села, аулы, границы, пески, горы, леса.

— Я знаю, видел! — радостно выкрикивал Тансык.

Он, будучи вестником Длинного уха, хорошо изучил свою сторону, но представить ее всю сразу никогда не попытался. Дороги, реки, озера, города, пески в отдельности существовали в его представлении, но он не знал их взаимной связи. Карта, вместившая на одном листке громадные пространства, помогла ему увидеть их сразу, подсказала ему ту связанность и зависимость, которая была между отдельными частями.

Тансык выспросил все, что знал бригадир, и попросил карту.

— Я покажу ее начальнику, — сказал он. — Пусть расскажет мне еще.

— А как же с учением? Куда пойдешь?

— Потом, — отмахнулся Тансык и убежал.

Он раскинул перед Елкиным карту и попросил:

— Расскажи!

— Что тебе рассказать?

— Все, все, что есть и что будет!

Елкин начал рассказывать и линейкой водить по карте. Тансык следил за линейкой и удивленно, немножко недоверчиво переспрашивал:

— Там будет станция? Там будет завод? Я недавно ехал, стоят горы и ни одного аула. А что такое завод?

Особенно удивило Тансыка, что на песках по реке Или будут поля пшеницы, табаку, кенафа, а по реке Каратал — рисовые плантации.

— Не может быть!.. Песок засыплет все.

— Будет! Песок смочим, и он успокоится.

— Ляжет на одном месте?

— Да, и никакой ветер не поднимет его.

Тансык захохотал.

— Ляжет и будет лежать! Ха-ха-ха! — Ему показалось смешным, что неспокойный, вечно передвигающийся песок ляжет и будет лежать. — Пусть полежит, ха-ха-ха!

Борискин с Елкиным разговаривали о переходе компрессоров на двухсменную работу: весенние, длинные дни позволяли это.

В юрту заглянул Тансык:

— Можно зайти людям?

— Зачем?

— Поглядеть карту.

— Много их? — Борискин выглянул. У юрты стояла толпа человек в двадцать. Он сообразил, что такая толпа не поместится в юрте, и сам вышел с картой. — Чего вам?

— Покажи реку Или, Каратал, песок, который ляжет. Скажи, что будет?

Бригадир раскинул карту на песке. Люди стали на колени и сбились вокруг нее. Они отпихивали друг друга, каждый хотел увидеть первым и больше.

— Я не стану показывать! — прикрикнул Борискин.

За первой группой пришла вторая, третья, повалили все. Карта для людей, не отличавших как следует поденщину от сдельщины, оказалась понятной, притягательной. Это было для всех удивительно и неожиданно.

Борискин задыхался. К нему приходили ежедневно, многие по нескольку раз, мучили вопросами, и бригадир взбунтовался, спрятал карту, закрыл юрту.

— Повесьте на улице карту, сделайте на фанере, — посоветовал Елкин, — пусть глазеют. У меня на этот счет есть соображения. Будут приходить, говорите, что им скоро покажут еще не такую карту.

Елкин заказал плотникам сбить из фанеры поле, метра по три в длину и ширину, чертежнику велел нарисовать карту Казахстана. Чертежник был немножко художником — на реках он нарисовал пароходы, по пескам — табуны, поля, в горах — заводы, на железных дорогах — поезда, станции, склады. Наверху написал: «Казахстан через пять лет».

Поставили новую палатку и спрятали в нее карту. Палатку окружила толпа казахов. Они требовали Елкина, Борискина, требовали показать карту. Сторож говорил, что покажут вечером, но люди не хотели ждать. Новая карта, для которой поставили отдельную палатку, растравила их любопытство до предела. Только угроза Борискина, что он не покажет карту совсем, если люди не разойдутся, успокоила толпу и сохранила палатку от разгрома.

Вечером сам Елкин открыл палатку, впустил людей и велел занять места. Люди сели на землю: скамей не было. В клубе (палатка назначалась под клуб) стояла одна карта.

Елкин начал рассказывать о пространствах, хозяйстве и жизни в Казахстане.

Из удивления, которое вызвала у Тансыка географическая карта Борискина, получилось большое дело: несколько десятков бесед по истории Казахстана, о его теперешнем и будущем положении. Беседы собирали