Парень с большим именем - Алексей Венедиктович Кожевников

Казахи твердили одно: «Плати пять рублей!»

Айдабул расписывал, что у казахов есть табуны, поля, надо сеять, идти на джейляу.

— И дома казах может заработать пять рублей.

— Пусть идут, у кого есть табуны, — сказал Елкин.

— Все уйдут, — проговорил Айдабул.

Елкин послал на выемку за Тансыком.

— Ну-ка, поговори с ними! — велел он ему.

Тансык поболтал-поболтал, плюнул и сказал:

— Пусти их! Станут умные, вернутся.

— Правильно! — одобрил Борискин. — Лучше постоим немного, зато разом вылечим всех.

Казахи получили расчет и ушли. На выемке прекратилась работа. Елкин сидел в конторе, писал докладную в Главное управление и ругался:

— Что за психология? Где не ждешь, там — бац! — подвели! Нельзя строить никаких планов.

Тансык лежал в опустевшей юрте казахов, где остался один Исатай, и пел про степь. Он не думал уходить в нее, но спеть про нее ему захотелось. Он был уверен, что ушедшие скоро начнут возвращаться.

К вечеру один из ушедших вернулся. Тансык схватил его и повел в контору.

— Один есть! — крикнул он. — Один стал умнее.

— Почему ты ушел? — спросил Елкин.

— Айдабул сказал: «Пойдешь, начальник даст пять рублей». Я проходил день…

— И ничего не получил…

— Я сказал Айдабулу: «Плати мне пять рублей, ты увел меня с работы». Айдабул засмеялся. Тогда я сказал: «Плати три рубля». Айдабул ничего не дал. Я сказал: «Пойду назад и буду получать три рубля».

Наутро вернулись все. Они, как и первый, потребовали от своего вожака Айдабула плату, и вожак бежал от своих ведомых: он испугался, что его поколотят или отнимут деньги.

Выемка снова загудела.

Через несколько дней вернулся и Айдабул — и прямо в кооперацию, но его уже исключили из списка, и ему ничего не продали. Он побежал в контору, просился, каялся, но Свернутый нос не принял его на работу и запретил жить в поселке.

Тогда Айдабул кинулся к Елкину.

— Можно сказать одно слово? — Он просительно протянул руки. — Я бедный дурак, я не виноват. Караванщик Джаиров сказал мне: «Айдабул, ты умный человек, ты можешь быть инженером», и я поверил.

— Пускай Джаиров и делает тебя инженером.

— Он сказал: «Проси пять рублей в день!»

— Я говорю, можешь идти к Джаирову! — Елкин понимал, что перед ним невелик преступник, и наказывал его исключительно для примера другим.

Айдабул обозлился и решил отомстить строителям. Отомстил он также неудачно и смешно, как и бастовал: украл пустой бензиновый бак и скрылся.

За последние две недели все, кто близко сталкивался с Елкиным, начали замечать странности в его поведении: он читал днем, ночью, на заседаниях и за обедом, стол и топчан в юрте завалил книгами, собранными по всему строительному городку. Но их оказалось мало, и он через шоферов достал еще целый тюк из Алма-Аты. Речь его стала отрывистой и подчас путаной, лицо болезненно озабоченным.

Инженер Дедов и бригадир Борискин явились к Елкину и застали его за разрезанием новой книги. «Не будет, должно быть, этому конца», — подумали они и обменялись многозначительным покашливанием.

— Садитесь! — кивнул Елкин и выхватил из кучи том в кожаном переплете. — Я хочу прочитать вам одну штучку.

— Мы не за этим пришли. — Дедов взял у Елкина том и бросил назад в кучу. — Нужно обсудить кое-что.

— Завтра.

— А сегодня?

— Сегодня я не могу. Сегодня, Борискин, пришли ко мне землекопов Джананбая и Тансыка. Есть, условились? — Елкин снова взял том и начал громко читать: — «Гоньба на лошадях, драка из-за козла, борьба и бег — любимые забавы казахов. Честолюбие, желание быть первым прививается казахам с детства и у большинства вырастает в страсть. Победители на байгах[12] получают большие подарки, прославляются акынами, считаются лучшими женихами. Казах из-за чести быть победителем может одолеть любые трудности». Каково? — Елкин прищурился. — Это, по-моему, ключ. На этом можно сыграть.

— Что — сыграть, как — сыграть? Нам не до игры. — Инженер Дедов вышел.

За ним вышел и бригадир. По дороге Дедов сердито ворчал:

— Ну что можно сделать из какой-то байги?!

Тансык и Джананбай с аппетитным причмокиванием пили смоляно-черный кирпичный чай, специально для них сваренный, и слушали описание байги, которое громко и раздельно, как на сцене, читал Елкин. Иногда они отставляли стаканы и прерывали чтение возгласами: «Жаксы, бар, бар!»

Инженер Дедов, застав начальника за этим своеобразным занятием, выругался про себя и, как нелюдимый филин, забился в угол. Казахи напились и попросили закурить. Елкин оборвал чтение.

— Давайте говорить по делу. Мы — народ серьезный, занятой, строим дорогу, социализм, и драться из-за козла нам некогда. Мы будем драться за дорогу, за работу. — Он вскочил. — Мы возьмем две партии землекопов. В одной будет вожаком Джананбай, в другой Тансык. Выйдут они на насыпь и сделают байгу.

— Бар, бар! — соглашались казахи.

Дедов ворохнулся и охнул.

— Кто первый выберет тысячу кубометров земли, тот получит награду. Тот будет первый жених по степи. — Елкин замедлил речь и почти запел: — Тот будет почетный гость в каждой юрте. Про него будут играть и петь акыны.

— Бар, бар! — твердили казахи. Им явно нравилась эта новая байга.

— Про него напишут в газетах… Ты что? — Елкин повернулся к Дедову, который выполз из угла и взялся за телефон.

— Позову бригадира.

— В Москве будут знать его имя…

— Какой