Чувство реальности. Книга 1 - Полина Дашкова

– Вы не могли бы связаться с моей мамой? Мне надо поговоритьс ней, хотя бы по телефону.

Вместо ответа повисла странная тишина. Психиатр уставилась наМашу, тонкие подрисованные брови поползли вверх и поднимались все выше, пока неисчезли под ободком зеленой шапочки.

– Та-ак, деточка, – произнесла она наконец, совсем новымголосом, тихим, ласковым и фальшивым, – скажи мне, пожалуйста, как тебя зовут?

– Маша Григорьева.

– Сколько тебе лет?

– Тринадцать.

– Ты помнишь свой домашний адрес и телефон?

Маша продиктовала, удивилась, что тетка не записывает,только кивает, и тут же пояснила:

– Мама сейчас не дома, она в больнице, хотя не исключено,что ее уже выписали. Если дома никто не подходит, надо позвонить моей бабушке,Зинаиде Алексеевне, правда не стоит ей сразу рассказывать про мой перелом, унее больное сердце… – Маша опять запнулась, застыла с открытым ртом, потому чтотетка вдруг вскочила и, не сказав ни слова, пулей вылетела из палаты.

Вскоре из коридора донесся ее голос, уже не фальшивый, авполне естественный, скандальный и злой:

– Как это – скрывают? Почему? Надо было предупредить, чтоона ничего не знает! Вы меня ставите в идиотское положение! Вы это нарочно, чтоли, делаете? Как так можно, не понимаю!

Через несколько минут явилась целая делегация врачей, ивместо Франкенштейн-2 с Машей беседовал очень приятный пожилой доктор. У негобыли нормальные человеческие глаза, в которые можно смотреть, и в голосе ничегофальшивого, и никаких педагогических “та-ак”. Пожалуй, ему, этому доктору, Машасумела бы рассказать о лысом ублюдке. Она была убеждена, что рассказатьнеобходимо. Он не просто хулиган-наркоман, который случайно оказался ночью влесной школе. Он специально для этого залез в школу и заранее готовился. Иначекак у него оказались с собой ножницы и лейкопластырь?

Нельзя позволить преступнику разгуливать на свободе. Он можетнапасть еще на какую-нибудь девочку. Маше повезло, а вдруг другой девочке неповезет? Однако доктор заговорил первым, и вскоре Маша забыла про лысого.

Доктор говорил тихо и долго. Маша не верила и молча моталаголовой. Это мотание окончательно убедило врачей положить ее на обследование впсихиатрическое отделение. Там она немного оправилась от шока, испугалась,попыталась рассказать о преступнике первой же врачихе, уже не столько для того,чтобы его нашли и посадили в тюрьму, сколько ради самой себя, чтобы не считалисумасшедшей, которая просто так выпрыгнула с третьего этажа.

Врачиха не возражала, участливо заглядывала в глаза,согласно кивала, а потом Маша услышала слова “галлюцинации”,“посттравматический психоз”. Ее стали кормить таблетками. От них сводилосудорогой все тело и в голове стоял мутный мерзкий туман, отдаленнонапоминающий вонючее дыхание лысого ублюдка в ледяной комнате со старымиплакатами.

Маша хитрила, прятала таблетки за щеку, потом выплевывала.Ее на этом застукали и стали делать уколы. От них Маша слабела. Наверное,поэтому так долго не заживала сломанная рука, не срасталась кость.

Бабушка Зина задействовала все свои связи, чтобы перевестиМашу из психиатрии в неврологию. Забрать ее к себе она не могла. Она была наинвалидности, заботливое государство не считало возможным доверить ейпсихически больного ребенка, склонного к суициду, да и сама она побаиваласьвзять на себя такую ответственность.

За месяц, проведенный в больнице, Маша очень изменилась,стала слабой и странной, отказывалась от еды, почти не разговаривала, целымиднями лежала, глядя в потолок. При появлении медсестры со шприцем уже несопротивлялась, как вначале, но упрямо мотала головой, пока не засыпала поддействием очередной инъекции.

Наконец, нашлась какая-то добрая душа в Минздраве, котораясогласилась принять в качестве скромного новогоднего подарка единственнуюдрагоценность бабушки Зины – старинную платиновую брошку с сапфирами.

В начале января Машу перевезли в другую больницу, всанаторно-неврологическое отделение. Там гадостью не кололи, поили бромом,кормили витаминами, проводили сеансы лечебной гимнастики и психотерапии и дажекое-как учили по школьной программе. Маша довольно скоро пришла в себя, сталаесть, разговаривать, читать, заниматься математикой и английским, правда,только устно. Писать она не могла. После перелома подвижность правой кисти былаограничена, а левой пока не получалось. Ходить могла только опираясь накостыли. Большие дозы аминазина и галоперидола вызвали мышечную слабость икакие-то сложные нарушения в нервных окончаниях.

В феврале бабушка Зина умерла от очередного инфаркта. Вмарте больницу посетили представители международной благотворительнойорганизации. Они одарили больницу разным медицинским добром, от одноразовыхшприцов до аппаратов ультразвуковой диагностики. Вместе с больничнымруководством они ходили по палатам и раздавали детям наборы фломастеров,игрушки, конфеты.

В больнице лежало несколько сирот, и на них зарубежные гостиобратили особое внимание. Когда дошла очередь до Маши Григорьевой и былподробно обсужден ее анамнез, один из гостей, французский хирург, выразилудивление, почему до сих пор девочке не восстановили подвижность правой кисти,ведь существуют новые методики и нельзя терять время. И почему не проводитсяположенный курс терапии для устранения тяжелых последствий неудачного леченияпсихотропными препаратами. Главный врач печально признался, что о возможноститакого дорогостоящего лечения ему в его рядовой больнице пока остается толькомечтать.

– У нас есть специальные фонды и программы, – сказалфранцуз, – мы вывозим в Западную Европу сотни больных детей из стран третьегомира, оплачиваем лечение.

– Но Советский Союз – это не страна третьего мира! –возмутилась заведующая отделением. Она была секретарем парторганизациибольницы. – Никто вам не позволит вывозить наших детей за рубеж!

– – Мы могли бы на свои деньги отправить девочку во Францию,вылечить и вернуть ее на родину полностью здоровой, – мягко заметил хирург, –что же в этом плохого?

Главный врач покосился на заведующую, потом на новенькиечасы “Сейка”, сверкавшие на его волосатом запястье. Гости, кроме общественныхдаров, преподносили еще и частные. Надо же случиться, что главному врачудостались именно такие часы, о которых он грезил во сне и наяву всю своюсознательную жизнь.

Исполнение мечты делает человека мягче, добрей. Главный врачвообще не был черствым и злым, он переживал за больных детей и желал им толькодобра, но все-таки оставался реалистом, а потому вынужден был сказатьфранцузскому хирургу:

– Боюсь, это невозможно.