От Северского Донца до Одера. Бельгийский доброволец в составе валлонского легиона. 1942-1945 - Фернан Кайзергрубер

Я быстро обзавожусь несколькими товарищами среди немецких унтер-офицеров (шарфюреров) и фельдфебелей (обер-шарфюреров), которые и являются нашими инструкторами, и одновременно становлюсь шофером немецкого командира учебного центра, штурмбаннфюрера (майора). Что дает мне возможность почти каждый день пить с ним чай на главной площади Кракова, под сводами колоннады. Часто к нам присоединяются другие офицеры. Все они хорошо воспитаны и не позволяют мне оплачивать счет. Вместо этого я могу тратить свой заработок в компании друзей. У меня хорошая работа, дни проходят замечательно, за исключением двух первых воскресений!

В те дни я, по сути, попадаю между молотом и наковальней! Не забывайте, что мы имеем дело с «бургундцами»! В первое воскресенье, во дворе рядом с гаражами, проходит построение – в 10:00 утра вместо обычных 8:00 по будням. По распоряжению оберштурмфюрера (обер-лейтенанта) Тальбот строит людей. Я на левом фланге, чуть позади Тальбота. «Смирно!» – «На караул!» – «Вольно!» Поприветствовав нас, обер-лейтенант отдает приказ, который я перевожу: с 10:00 до 12:00 привести в порядок и помыть грузовики и мотоциклы! И тогда события начинают развиваться так, как никто не ожидает, – а немцы еще в меньшей степени, чем я, – и чего наверняка никогда не случалось в немецкой армии: сначала один, потом два, затем пять, десять человек требуют возможности высказаться и заявляют, что сегодня воскресенье и они хотят присутствовать на воскресной мессе!

И вот уже все, за исключением одного-двух человек, выражают такое желание. Готов поклясться, что среди них по меньшей мере добрый десяток никогда в жизни не переступал порога церкви или не был там со времени своего первого причастия. Я совершенно ошарашен сложившейся ситуацией и смотрю на Тальбота, который находится в таком же замешательстве и показывает мне жестом, чтобы я, несмотря ни на что, переводил дальше. Поворачиваюсь к оберштурмфюреру, который смотрит на меня вопрошающим взглядом, заинтригованный происходящим. Пересказываю ему то, что нам, Тальботу и мне, только что заявили солдаты. И вижу, что оберштурмфюрер поначалу не верит собственным ушам; он озадачен и сбит с толку. Совершенно очевидно, что ему не приходилось сталкиваться с подобной ситуацией! Он приказывает мне подойти поближе и спрашивает, не шутка ли это? Он изумлен, когда я, как могу, объясняю, что у нас в бригаде имеется капеллан, который, когда это возможно, проводит для нас службы. Оберштурмфюрер сразу же принимает решение и велит мне объявить, чтобы через двадцать минут мы построились для мессы. Как видно, он решил уступить требованиям «бургундцев». Забавно! Никогда еще не видел, чтобы офицер уступал в подобной ситуации!

В 10:40 мы с радостной песней стройной колонной маршируем в церковь! Группой командует Тальбот, к нам присоединяются оберштурмфюрер и двое инструкторов, один из которых мой товарищ Юп (голл. уменьшительное от Юзеф. – Пер.). Юпу весело, и он говорит, что никогда не видел ничего подобного, никогда! Юп замечательный парень из LAH[60] – гвардии Гитлера. Темные волосы зачесаны назад, кожа загорелая, а росту в нем 1 метр 95 сантиметров, если не все два. Он может разбушеваться, как ненормальный, или смеяться, как ребенок. Жизнь с «бургундцами» научит его многому. Наверняка когда-нибудь вечерами он станет рассказывать об этом своим правнукам. Когда мы подходим к собору… и почему мы не могли пойти в какой-нибудь маленький, неприметный приход?.. все поляки, а их здесь много, в изумлении замирают на месте. Они точно не видели ничего подобного! «На месте, стой!» – «Разойдись!», и «бургундцы» весьма дисциплинированно входят в церковь и становятся в сторонке, проявляя вежливость по отношению к полякам и пропуская их вперед. Но вошли все. Правда, на улице остаются инструкторы, намеревающиеся дождаться окончания службы. Мы с Тальботом остаемся с ними поболтать. Потом снова построение и возвращение в казармы, также с песней. Присутствовавшие на этой мессе поляки тоже будут рассказывать об этом дне. Такие события никогда не будут забыты – ни немцами, ни поляками!

То, что происходит в следующее воскресенье, забыть невозможно, и оно показывает, что наши немецкие товарищи не лишены чувства юмора. Отклонение от правил прошлого воскресенья определенно застало из врасплох, однако, несмотря на наши опасения, не вызвало ответной реакции – как и не видно признаков того, что они приготовили для нас какую-то каверзу. В это воскресенье, как и в предыдущее, построение в 10:00. Приветствие командира, «Вольно!». Все инструкторы тоже присутствуют, и я задаюсь вопросом: что здесь затевается? Оберштурмфюрер выходит вперед и велит мне объявить тем, кто желает присутствовать на мессе, отойти влево. Почти все – за небольшим исключением – переходят на левую сторону. Затем он просит меня сказать, чтобы те, кто хочет смотреть кино, отошли вправо. Двое или трое из оставшихся на месте так и поступают. Как я ни пытаюсь, все равно не могу удержаться от смеха, особенно когда вижу изумленные лица «бургундцев». И тут же замечаю, как с десяток человек без малейшего смущения переходят с левой стороны на правую. Мне кажется, что инструкторы собираются как-то отреагировать на это, но нет, ничего подобного! Словно ничего не замечая, они приказывают нам построиться, и одна группа отправляется на мессу, а другая в кинозал в казармах. Вместе с инструктором Юпом и по его просьбе я присоединяюсь к группе, направляющейся в церковь. Тех «бургундцев», что остались на месте и не выбрали ни мессу, ни кино, освободили от службы, и они могли отправиться в увольнение в город!

Третье воскресенье проходит почти по такому же сценарию: налево на мессу, и с десяток парней выбирают эту сторону. А затем небольшое изменение: те, кто остался в строю, делают поворот направо и отправляются в гараж. Приводить в порядок и мыть технику! Все происходит в должном порядке и не без юмора. Комичность положения одних передается другим, и наоборот. «Бургундцы» умеют проигрывать, поэтому хорошо запомнили этот урок. На следующее воскресенье никакой мессы. Обслуживание техники происходит в субботу днем, кино для желающих в тот же вечер, и воскресенье абсолютно свободно.

Что касается остальных, будних дней недели, то по утрам у нас теоретические занятия, а днем мы отправляемся на учебные трассы, которые, кстати, находятся на пути в Катовице. Я возглавляю движущуюся колонну на командирском Mercedes – Kübel (автомобиль 1936 года выпуска, прозванный «ведро». – Пер.), который указывает направление движения всей остальной колонне. Первые дни я занимаюсь, как и все остальные. Затем, сдав экзамены, освобождаюсь от инструктажа. Потому-то у меня и есть возможность сопровождать командира в город.

В то же время я завожу дружбу с еще одним товарищем, Потье, бывшим военнопленным, мускулистым парнем 85 килограммов весом, который появился в легионе после нашего возвращения с Кавказа. Поскольку воскресенья у нас свободные, ему нравится слоняться по утрам на рынке. Однако ввиду того, что имели место покушения на солдат и нам запрещено выходить в город поодиночке, он просит меня составить ему компанию. Я соглашаюсь, и это становится нашим утренним воскресным развлечением. Очень любопытный рынок! Здесь продают всего понемногу, живых кур и уток, птиц, сыр и овощи, но мне кажется, что больше всего здесь палаток, где торгуют водкой и прочим алкоголем. А еще столов для азартных игр, где играют на деньги. «Злотые» здесь переходят из рук в руки сразу же, как брошены кости или открыты карты. Возле таких мест собирается больше людей, чем возле палаток со съестным. А еще тут много пьют, как становится ясно из количества встречаемых нами пьяных, тех, что ходят рядом с нами и падают где попало или валяются под установленными на козлах столами. Несколько раз нас нечаянно чуть не сбивают с ног, на что мы, дабы не устраивать бессмысленных ссор, никак не реагируем. Но когда такое происходит еще пару раз, мы делаем вывод, что нас толкают ради развлечения, и незамедлительно, хоть и без излишней грубости, даем отпор нахалам. Никаких серьезных последствий, поскольку люди явно поняли, что мы настроены решительно и не позволим слишком уж нагло наступать себе на ноги. Сохраняем хладнокровие, но держимся настороже. Когда я встречаю Юпа, он спрашивает, не рехнулись ли мы? Шляемся вдвоем в толпе, где нас легко могли бы пырнуть ножом, причем никто, кроме самой жертвы, этого не заметил бы! Однако это развлекает нас, и мы возвращаемся сюда каждое утро, вплоть до последнего воскресенья в Кракове.