Что я натворила? - Аманда Проуз

— Сядь поудобнее, милая, — сказал Марк.

Кэтрин выпрямилась в кресле.

Ее муж обвязал ее голову шарфом, а концы его привязал к креслу. Таким образом, Кэтрин оказалась жестко прикрепленной к нему и не могла даже голову повернуть.

— Теперь можешь продолжать, Кэтрин.

Марк снова улегся на кровать в той же позе, что и раньше. Он задышал ровно и размеренно, и Кэтрин подумала, что, возможно, ее муж уснул; но она не могла так сильно рисковать. Текст можно было разглядеть, только подняв книгу на уровень глаз, и тогда ее пришлось бы держать под прямым углом. Мышцы быстро свело судорогой, но других вариантов у Кэтрин не было, поэтому она старалась не обращать внимания.

Кэтрин было очень трудно сохранять свою неестественную позу, и она боролась с желанием освободиться от своей шелковой привязи. Радовало ее только одно: так как Марк не мог видеть ее лица, Кэтрин могла тихо плакать, пока читала этот странный текст.

Как и каждый день, прозвенел будильник. Глаза Кэтрин распухли. Они болели и слезились; не то чтобы она плакала, но ее душа как будто продолжала рыдать. Речь ее потеряла связность и четкость. Мышцы окончательно онемели, и даже легкое движение причиняло сильную боль.

Муж же ее практически выпрыгнул из постели и от души потянулся, зевая, давая таким образом понять, что хорошенько выспался. Он медленно подошел к креслу и развязал шелковый шарф. Голова Кэтрин рухнула вперед, словно бы ее шея за это время позабыла, как это — удерживать голову.

Марк взял жену за руку и помог ей встать. Когда ее ноги отделились от кресла, их пронзила сильная боль, как будто за ночь они срослись, и теперь Марк насильно разорвал только что заживший шов.

— Идем.

Это была привычная команда, знакомая Кэтрин до боли. Она была слишком слаба, чтобы протестовать или сопротивляться. Марк положил жену лицом вниз на кровать и, как делал это каждый вечер, изнасиловал. Но Кэтрин не чувствовала ничего — едва поняв, что лежит на мягкой подушке, она тут же уснула глубоким сном.

Очнулась она от того, что Марк хлопал ее по щекам, чтобы привести в чувство. Он навис над ней и произнес:

— Я в душ, а тебе пора готовить завтрак. Мы и так на пару минут отстали от графика. Поэтому никакого душа, спящая красавица.

Кэтрин стащила с кровати простыни и переоделась. От недосыпа ее заносило в стороны. Спускаясь по лестнице, она крепко держалась за перила, чтобы не упасть. Загрузив постельное белье в стиральную машину, Кэтрин начала накрывать на стол, ища продукты в серванте, словно слепая, — нужны были хлопья, ломтики хлеба, мед и что-то еще, чем можно было вкусно позавтракать.

Первым к завтраку спустился Доминик. Кэтрин посмотрела на него, ожидая нехорошей реакции на свой внешний вид. Она пыталась найти свой счастливый голос, эту деланую радость, с которой каждое утро встречала детей к завтраку, словно все на самом деле было хорошо. Но, как ни старалась, найти его не могла.

— Господи! Мама, ты как из могилы встала, — ужаснулся Доминик.

Кэтрин кивнула и чуть было не расплакалась. Она попыталась что-то сказать. Но не получилось. Тогда женщина стала умолять сына глазами: Пожалуйста, Доминик, пожалуйста, не обижай меня сегодня.

— Что случилось? Ты заболела, мам? Да?

— Да, мож…

Кэтрин хотела сказать «может быть», но в том состоянии, в котором она пребывала, даже лишнюю букву было произнести сложно.

Доминик уселся за стол. Кэтрин потянулась к чайнику и налила в кружку кипятка.

— Ты забыла положить чайный пакетик.

Доминик посмотрел на Кэтрин с недоумением и чем-то очень похожим на беспокойство.

— Ничего, мам, сам положу.

Он встал, вылил содержимое чайника в раковину и снова наполнил его водой, чтобы поставить подогреваться.

— Это из-за того, что было ночью? — спросил он.

Кэтрин смотрела на него пристально, пытаясь что-то сказать, но не зная, что ответить и с чего начать.

Доминик продолжил:

— Ну, из-за того кошмара, который тебе приснился?

Что-то в том, как мерцают его глаза, как он неровно дышит, подсказало Кэтрин, что ее сын мало верил в историю с кошмаром.

— Да, Дом, просто всю ночь кошмары снились.

Кэтрин через силу улыбнулась.

— Все будет хорошо, мам. Не волнуйся.

— Будет ли, Доминик?

— Надеюсь, мама, правда надеюсь. Это ужасно, когда ты в таком состоянии. Иногда мне очень хочется тебе помочь. Я просто не знаю как.

Милый, милый Доминик. Кэтрин еле слышно прошептала «спасибо» и направилась к стиральной машине.

Кэтрин стояла в саду перед бельевой веревкой, держа под мышкой корзину со свежевыстиранными простынями. Она чувствовала, как начался новый день. Ей даже удалось более-менее очнуться, почувствовав прикосновение утреннего солнца и ветерка, шевелившего ее волосы. Она глубоко вдохнула и попыталась успокоиться.

Кэтрин залезла в корзину и провела рукой по деревянным прищепкам, высыпавшимся из мешочка поверх простыней. Перед глазами женщины вдруг всплыл призрак ее матери. Кэтрин покачала головой и прогнала видение.

Она взяла прищепки — те знали, что будет дальше. Стиснув зубами три прищепки и держа в руке Пегги, Кэтрин стала развешивать простыни, беря по одной прищепке для каждого угла.

— Доброе утро, миссис Брукер!

— Доброе утро, миссис Бедмэйкер!

По какой-то причине, было ли то отчаяние или проявление невроза, обращение школьников очень рассмешило Кэтрин на этот раз. Причем она не просто прыснула или улыбнулась, нет, она стояла на лужайке и хохотала, практически до слез. Не понимая, откуда все это.

— Доброе утро, Джордж! Доброе утро, Пирс! — с трудом произнесла Кэтрин сквозь смех и захохотала еще сильнее. Чтобы стряхнуть с себя эту смешинку, она стала трясти головой.

— С вами все хорошо, миссис Брукер? — спросил один из мальчиков, явно испугавшись.

— Да, спасибо, все в порядке.