Что я натворила? - Аманда Проуз

Она вытерла глаза рукавом.

— Вы хорошо спали, миссис Брукер?

Кэтрин взглянула на смелого Джорджа Николса, сведения о храбрости которого, скорее всего, уже к ланчу облетят всю академию. Она уже сейчас представила себе этот восторженный шепот: «А потом она сказала: „Все в порядке“, а он спросил: „Хорошо ли вы спали?“ Я клянусь богом — Пирс может подтвердить. Он был там и слышал, а сестра моего лучшего друга встречается с его братом, и тот рассказал ей, а она сказала мне! Поверить не можешь, да? А что она ответила?»

Кэтрин долго размышляла, что сказать. Что же ей сказать? Давай, Кэтрин, думай! Про тебя уже легенды в школе слагают. Подумай хорошенько, скажи уже что-нибудь, ради бога. Говорите, миссис Бедмэйкер!

— О, знаешь, Джордж, как обычно, — глаз не сомкнула.

Подхватив корзинку, Кэтрин подмигнула мальчику, а затем развернулась и направилась на кухню.

Джордж и Пирс переглянулись. Вот это сплетня!

Кэтрин открыла дверь и поймала на себе взгляд всех трех членов ее семьи.

— Всем доброе утро! — нашла она свой счастливый голос, как раз вовремя.

Лидия от ужаса аж ложку уронила.

— Ужас, мама, ты выглядишь как…

— Да, я знаю. — Кэтрин перебила дочь. — Спасибо, Лидия, я не хочу выслушивать от тебя подробную характеристику того, насколько отвратительно сегодня выгляжу. Давайте так: если этим утром нам нечего сказать друг другу приятного, лучше помолчим, хорошо?

Кэтрин вернула бельевую корзинку на место. Марк, Лидия и Доминик не издали ни звука. Кэтрин взглянула на всех троих, садясь за стол и потянувшись за чайником.

— Что же, — прокомментировала она, наливая себе чаю, — пожалуй, так оно и лучше.

В такой странной атмосфере Лидии и Доминику, кажется, даже есть перехотелось. Оба молча отодвинули стулья, поставили миски с недоеденными хлопьями на середину стола и поспешили в школу. Тяжелые рюкзаки небрежно болтались на их тощих спинах.

— Кажется, кто-то сегодня встал не с той ноги? — елейным голоском произнес Марк.

Кэтрин тонко улыбнулась, услышав его слова:

— Да.

Она кивнула.

И посмотрела в его глаза, яркие и живые. У нее было к нему так много вопросов, задать которые у нее никогда бы не хватило мужества. Она сказала бы ему прежде всего: «Ты ведь псих, да, Марк? Все это потому, что ты псих? Сумасшедший? Это официальный диагноз или ты пытаешься убедить себя, что ты не такой? Потому что, конечно, так вести себя может только последний псих. Нужно быть неуравновешенным, жестоким, да просто ненормальным, чтобы творить со мной все эти жуткие вещи. Откуда это, Марк? Кто-то когда-то так же поступал с тобой? Откуда такая изощренная жестокость? Ты получаешь удовольствие от всего этого или тебе от этого грустно? А вот мне грустно, Марк, очень. Ты взял меня в жены такой, какой я была, и за эти годы разобрал по кусочкам, и осталась только пустая оболочка, внутри которой когда-то была личность по имени Кейт Гавье. Когда-то там внутри была я, но теперь меня нет, и осталась только скорлупа. Меня больше нет, и в этом виноват один лишь только ты. Почему я, Марк? Почему ты выбрал меня? Я могла так много всего дать другим людям, так много. Я жила настоящей жизнью, а теперь…»

Марк продолжил:

— Ну, тогда ложись сегодня пораньше, дорогая.

Кэтрин кивнула, поняв истинный смысл, который ее муж вложил в эти слова. И вдруг почувствовала острое желание разрыдаться — она знала, все из-за усталости. Когда она уставала, сдерживать чувства становилось все труднее.

Кэтрин выпила две чашки очень крепкого кофе, зная, что, чтобы выполнить всю работу на день, она будет нуждаться в топливе. Если она не успеет или не справится, конец недели будет для нее пыткой. В воскресенье вечером Марк сядет за компьютер — печатать полный список. Если какой-то из пунктов в списке останется без галочки, за каждый такой пункт она получит балл. То есть целых шесть или семь баллов, помимо основного счета.

В среду Кэтрин нужно было вычистить всю «парадную» обувь — то есть сначала натереть их воском, затем пройтись по ним жесткой щеткой и, наконец, отполировать с помощью мягкой тряпочки до блеска. Четыре пары обуви — по одной на каждого члена семьи. Потом она должна была поменять воду во всех вазах с цветами, чтобы не было запаха протухшей воды; взбить все подушки; вычистить кухонный шкаф, вымыть и вытереть всю посуду и вернуть ее на прежнее место, когда будут вымыты и вытерты полки в шкафу; натереть до блеска все зеркала; и, наконец, разгрести подъездную дорожку к дому — убедиться, что галька на ней распределена равномерно, убрать мусор и другие предметы, которые могут быть под ней.

Кэтрин уже один раз пыталась соврать насчет пунктов в списке. Она вспомнила тот воскресный вечер. Марк зачитывал ей пункты, а она должна была ответить «сделано» или «прочерк». Нависнув над ней, ее муж произнес: «Пятница — протереть сверху и внутри аптечных шкафчиков». Кэтрин знала, что не сделала этого; она отвлеклась и просто забыла. Так что она солгала. Чтобы Марк не порезал ее, она солгала и сказала: «Сделано».

Точным движением муж ударил ее наотмашь пластиковым планшетом, на котором был прикреплен список дел, порезав кожу под левым глазом. Капелька крови потекла по щеке Кэтрин и упала на плечо ее сорочки. Марк нарушил одно из своих главных правил: никогда не наносить раны в том месте, где это могут заметить посторонние.

— Смотри, что ты заставила меня сделать!

Он был в ярости.

— Никогда не лги мне.

Он схватил Кэтрин за подбородок.

— Что это? — сказал Марк.

В его руке оказалась газета, скатанная в шарик размером не больше крупной виноградины.

— Это… это газета, — запинаясь, ответила Кэтрин.

— Верно. И знаешь, где я ее положил? — произнес Марк чуть громче. Кэтрин покачала головой, хотя могла бы сделать вполне обоснованное предположение.

— Я положил ее сверху на аптечку, и в пыли, которая там скопилась, я написал слово «грязь». И знаешь, что я увидел, когда заглянул туда сегодня утром?

Она снова покачала головой, зная, что, задавая вопросы, муж ответов от нее не ждал, это просто было частью его игры.

— Эту газету и мое слово «грязь». Мало того, что ты заставляешь свою собственную семью жить в совершеннейшей грязи, так ты еще и врешь. Очень плохо, — процедил Марк сквозь зубы.

Кэтрин про себя усмехнулась — ей было смешно, что мужу так мало нужно, чтобы охарактеризовать состояние дома как «совершеннейшая грязь».

Через десять минут, однако, когда Марк ее наказывал, женщине было уже не до смеха — ибо наказывал он ее нарочито медленно и весьма жестоко.

Год назад

День был насыщенным, но не более чем любой другой. Кейт готовилась к приезду новых постояльцев. Обычно она уже в течение первых нескольких часов пребывания новенькой в «Перспектив-Хаус» могла все о ней понять. За те несколько лет, что она владела этим местом, Кейт порядком поднатаскалась в определении характеров и теперь могла применить свои знания на практике. Намеком могло служить все — кто-то неохотно пожимал руку, кто-то избегал зрительного контакта, кто-то пытался разыгрывать весельчака, притворно улыбаясь и состроив уверенное выражение лица. Постепенно женщина научилась взламывать внутренний код человека и выяснять правду о нем.