Повседневная жизнь русских щеголей и модниц - Елена Николаевна Суслина

Другой указ повелевал дворянам ношение платья в столицах и при дворе «Ея Величества», тех цветов, которые присвоены губерниям. «…Государыня предполагать изволит, что сие Высочайшее дозволение толь приятнее всем будет, поколику служит оно к сбережению собственного их достатка на лучшее и полезнейшее и к отвращению разорительной роскоши…»

Хотя есть несколько иная версия появления этого распоряжения. В те годы сын Екатерины Павел и его жена Мария Федоровна (принцесса София Доротея Вюртембергская) путешествовали по европейским странам. Кроме того, что венценосные особы проявили некоторую своевольность в политических взаимоотношениях с представителями европейских домов, они истратили уйму денег на свои «маленькие» прихоти. Великая княгиня вернулась из Франции страстно влюбленной в ее моды. Вместо того чтобы заказать вещи через торговые дома, такие, как «Бертен», и добиться значительных скидок, она закупала понравившиеся вещи, не торгуясь, и привезла домой 200 ящиков газа, мелких вещей и разных принадлежностей туалета на очень значительную сумму. К тому же Мария Федоровна «захватила» в Петербург новых камердинеров и предполагала произвести переворот в области прически. Отношения же матери и сына оставляли желать лучшего, и говорили, что императрица не могла более чувствительно уязвить его и его супругу этим самым распоряжением.

Так это или нет, точно не известно, но сразу же после обнародования указа журнал «Вечерняя заря» (1782) поместил на своих страницах «Эпитафию широким накладкам и высоким прическам»:

Бывала ли кому толикая печаль?

Бывало ли кому кого-нибудь так жаль?

Пресекся наш покой, скончалася утеха,

Настал плач вместо игр, веселия и смеха.

Крушись, прекрасный пол, лей токи горьких слез!

Твой минул век златой, прошел, протек, исчез.

Накладок, волосных громад уж ты лишился,

Того, о чем всего ты более крушился;

Но ежели конец пришел нарядам сим,

Прискорбный кипарис воздвигни в память им,

Да сей надгробною потомки разумеют,

Что прежних уж они накладок не имеют,

И что прически их не так уж высоки.

Прохожий! Ах! Скажи, простите, лоскутки!

А вот следующий указ, наповал сразивший российских щеголих, был связан с разрывом дипломатических отношений с революционной Францией. В 1793 году в императорском указе, данном Сенату под № 17 111, предписывалось пресечь ввоз в Россию французских товаров, «доколе в Государстве сем порядок и власть законная в особе Короля восстановиться…».

В нем говорилось, «что большая часть товаров служит единственно к излишеству и разорительной роскоши, другие же могут быть заменены произращениями и рукоделиями собственными…». В число товаров, с которыми следовало расстаться хотя бы на время, вошли: веера, вина, кареты, кольца, кружева, зеркала, «веники травные для чищения платья» и т. п.

Страдания модников описать невозможно. Иван Андреевич Крылов посвятил им стихотворение «Утешение Анюте».

Ты грустна, мой друг Анюта:

Взор твой томен, вид уныл,

Белый свет тебе постыл,

Веком кажется минута.

Так тебе, Анюта, жаль,

Что французски тонки флёры,

Щегольские их уборы,

Легки шляпки, ленты, шаль,

Как цветы от стужи вянут —

Скоро уж они не станут

Веять вкруг твоих красот.

Время счастья их пройдет.

Чувствам сладким аромат

На прелестный твой наряд

Флора сенска[18] не восплещет.

Конечно, в столицы доставляли контрабанду, в пьесе Крылова «Модная лавка» разыгрывается сцена, в которой хозяйку такого магазина подозревают в хранении нелегально ввезенных товаров, чем приводят ее в неописуемый ужас.

Как бы там ни было, никакие запреты не могли заставить щеголих и франтих изменить главным своим принципам: одеваться в самое новое, европейское или сшитое у самого дорогого портного и проявлять вкус и немалую ловкость в самых мелких деталях туалета.

Хлопотной, суетливой жизни щеголих того времени вряд ли можно было позавидовать, откуда взять время и средства, чтобы не пропустить ни одной модной мелочовки, научиться с легкостью носить одежды, красиво двигаться, изящно наклонять головку, дуть губки или сохранить важную небрежность. Эти манеры, лишенные простоты и естественности, дали дамам прозвище — жеманницы.

Рассказывали, что эти ветреные красавицы, занятые своими туалетами, откладывали замужества, ожидая поклонников таких, которые бы и чинами, и положением своим, и достатком были бы равны их отцам. Что толку от ровесников, которые сами еле-еле сводили концы с концами и разоряли своих родителей с единственной целью — модно одеться. Уж лучше выйти замуж за немолодого, состоятельного и обеспечить себя возможностью по три раза на день менять туалеты и покупать драгоценности, равные по красоте и цене царским.

В провинцию известия о разных переменах в одежде доходили со значительным опозданием, иногда в несколько лет. В 1779 году в помощь столичным и провинциальным щеголихам издали журнал «Модное ежемесячное сочинение, или Библиотека для дамского туалета», а в конце века журнал «Магазин общеполезных знаний» и «Магазин английских, французских и немецких новых мод и проч.». Последний размещал на своих страницах рекламные объявления французских магазинов и описывал европейские наряды, которые корреспондент видел на известных модниках. В одном из номеров корреспондент писал: «Платье и прекрасный головной убор срисовал я за несколько дней пред сим с королевы в Тюиллерийском Дворце».

В 1791 году журнал сообщал о том, что «Г-жа Теильярд… имеет честь предуведомить через сие [объявление. — Ред.] Дам, которые удостоят ее своею доверенностию о предметах новейшего вкуса у нее изготовляемых, изо всякого сорта прекрасных шелковых материй для весны и лета, одинаких, с полосками, мущатых и пр. и пр.». Благодаря таким, правда, немногочисленным сообщениям и рисункам моделей одежды модницы могли и рассмотреть наряды, и даже узнать их цену, не выходя из дома.

Например, предлагалось платье под названием «Робы[19] по фантазии»: «…оно начинается от половины груди и идет по подолу, с хвостом, рукава и часть корсета из шелковой материи цвету Дофинова глаза и других цветов, остальная же часть робы из Лионского флеру с рисовкою стоит оное 84 лив; из белого крепу 72 лив; из полосатого флеру, или броше 66 лив; из лино 66 лив».

Хотя, надо сказать, что и журналы не способствовали быстрому проникновению мод в провинцию. Путеводитель конца XVIII века «Ручной дорожник для употребления по пути между императорскими столицами» рассказывал, что «нет ничего смешнее, как видеть наших деревенских щеголих, одетых не по рисунку или описанию знающей свет барыни, а по рассказам своей бабушки, которая увидела городскую модницу в лавке и, приехав домой, рассказала все до последней булавки