Наперегонки с ветром. Идеальный шторм - Лера Виннер

– Делайте все, что считаете нужным.

Я кивнула ей в знак признательности и взяла небольшую паузу.

Она нужна была мне, чтобы снять плащ, а заодно и прощупать дом.

На нем стояла неплохая защита, – очевидно, авторства Маргарет. Такая не могла помешать мне с поиском.

– Какие травы у вас есть?

Старшая леди Мерц криво усмехнулась:

– У меня есть коготь демона. Это лучшее, что можно найти для поисковой работы. По крайней мере, на Севере.

Мы, наконец, заговорили в действительности на одном языке, и я задержала на ней взгляд, на всякий случай пытаясь найти подвох.

Подвоха не было.

– Хорошо. Спасибо.

Она кивком указала мне в сторону кухни, и я уже развернулась, чтобы последовать за ней, когда откуда-то сверху раздалось совсем тихое:

– Подождите.

Бледный и вытянувшийся в струну Людвиг стоял на лестничном пролете и совершенно точно слышал все, о чем мы говорили.

Сесиль вскинула голову, чтобы посмотреть на него.

– Иди к себе, милый. Я после объясню.

Мальчик упрямо мотнул головой, и вместо того, чтобы послушаться, спустился к нам:

– Я не знаю, может ли это быть полезно, но я видел, как отец разбирал кроватку Ирен. Это было незадолго до его смерти. Пожалуй, за пару недель. Тогда он сказал, что я должен внимательно присматривать за сестрой, чтобы ни случилось. И обязательно сказать маме.

Он говорил спокойно, но смотрел при этом только на меня.

С некоторой оторопью я внезапно обнаружила в нем что-то, неуловимо, но очевидно напоминающее Самуэля Готтингса. Как будто он был этому ребенку отцом, а не Альфред.

А впрочем, совсем недавно я думала о том, что маленький Томас – настоящий Лагард, хотя по крови Лагардом не является.

Всего лишь еще один особенный мужчина, решивший сделать какого-то ребенка себе родным.

Мы с Сесиль переглянулись, а потом она быстро и благодарно сжала плечо сына и первой побежала наверх.

Ни она, ни Маргарет не подумали о том, чтобы отослать Людвига, и он обогнал нас на повороте.

Девочка в кроватке спала, а увидевшая столько посетителей няня вскочила, как если бы сделала что-то преступное.

– Выйдите, Мишель, – Сесиль обратилась к ней негромко и очень вежливо, но так твердо, что я испытала нечто, граничащее с восторгом.

Наука Маргарет и правда попадала на благодатную почву.

Девушка поспешила ретироваться и даже прикрыла за собой дверь.

Должавшись, чтобы ее шаги стихли в коридоре, я опустилась на пол, надеясь, что хотя бы не разбужу ребенка, но Людвиг снова оказался ловчее. Встав на одно колено, он провел ладонью по днищу, после заглянул под кроватку, а потом лег на пол и полез под нее.

Сесиль сделала было шаг вперед, чтобы взять дочь на руки, но Маргарет удержала ее коротким властным прикосновением.

Не было нужды ее тревожить.

Прошла почти минута, а потом растрепанный и совсем по-детски гордый Людвиг выпрямился, демонстрируя нам туго завязанную картонную папку.

Его мать судорожно выдохнула, а бабушка сцепила зубы.

Им обеим так хотелось, но было жутко прикасаться к этим документам.

Последняя папка, которую Йозеф держал в руках.

Еще одно маленькое наследство, о котором они не догадались.

Без лишних сантиментов забрав его, я шепнула Людвигу: «Спасибо», и первой покинула детскую.

Юный Мерц снова не отстал. Красиво придержав дверь для матери и Маргарет, он молча спустился с нами в гостиную и остался столбиком стоять у стола, на котором я открыла папку.

Это было оно.

Не спеша и внимательно просматривая каждый документ, я передавала его сначала Сесиль, а та – старшей леди Мерц, а мальчик заглядывал через плечо матери – едва ли что-то понимая в написанном, но постепенно убеждаясь в том, что действительно достал то, что надо.

– Спасибо, Людвиг, – я повторила это уже отчетливее.

Бумаги, существование которых мы просто допустили как возможное, были на самом деле. Если бы я догадалась раньше…

А впрочем, Сесиль бы все равно не отдала. Даже знай она, где они находятся, Маргарет бы не позволила. Не раньше, чем сама договорилась с Кайлом.

– Это поможет вам наказать убийц? – Людвиг кивнул, не считая благодарность уместной, и теперь вдруг показался мне абсолютно взрослым.

Хотя почему бы ему было и не стать таковым?

В конце концов, теперь он был единственным мужчиной в семье.

Мужчиной, который принял обстоятельства своего рождения с таким достоинством и продолжал называть человека, отважившегося посвятить его в них, отцом.

Йозеф и правда любил их. Любил так сильно, что сумел подобрать слова, чтобы раз и навсегда избавить жену от упрёков, которые могли срываться у обозленного всеобщим порицанием мальчишки.

Сесиль в самом деле было, о ком горевать, но почему-то именно эти слова подействовали на неё особенно.

Бросив очередной исписанный лист бумаги на стол, как если бы об него обожглась, она уставилась на меня едва ли не с мольбой:

– Но что вы можете сделать с этим? Даже если граф Нильсон передаст эти бумаги столичным дознавателями, скоро зима, и…

– Не думаю, что граф Нильсон ведет дела с дознавателями, – Маргарет усмехнулась коротко и криво. – А даже если так, эту тварь точно добили не муки совести.

– Мэг, – Сесиль указала взглядом на сына, но Людвиг снова не отреагировал.

Наблюдая за всеми троими, я пожалела лишь о том, что не могу спросить его прямо, каким образом он умудряется общаться с дядей Сэмом так тесно и соблюдать эти встречи в секрете даже от собственной матери.

Новый род Готтингсов, – незаметно, но кроваво возникший под носом у мертвой, не способной больше дать ростков ветки.

Вместо того, чтобы ответить ей или извиниться, Маргарет повернулась ко мне.

– Вы знакомы со своей свекровью, леди Элисон? Сдается мне, что нет. Так вот, если вам однажды доведется, имейте в виду: в то время, когда мы были намного моложе, и графиня Нильсон жила в этом городе, с Матильдой они встречались редко. Поддерживали то, что принято называть вооруженным нейтралитетом. В самом ли деле ваш муж является исчадием Пекла, я не знаю. Тут вам виднее. Но эта женщина хуже в тысячу раз, потому что она совершенно точно человек. Такой же злой и беспринципный, каким была леди Готтингс и остался сам Райан. Эти двое на том и сошлись когда-то.

Она лезла не в свое дело.

В то дело, о котором я предпочитала до поры до времени не думать, хотя и понимала, что