Невеста в награду - Наталья Сапункова

Тётушка-баронесса стояла в стороне и всхлипывала, поддерживаемая одной из дам, и прижимала к лицу платочек — переволновалась за любимицу. И опять без неё не обошлось! Хотя конечно, плохого она не хотела, кто спорит…

— Да, Эли. Просто не надо было прятать, и следовало отдать Торну на проверку. Не волнуйся, получишь обратно в том же виде, — она протянула подвеску своему колдуну. — Торн, я хочу знать всё об этом амулете и его особенностях.

— Именно так, миледи, — графский колдун снисходительно улыбался. — Мастеру Торну следовало учесть особенности, всего лишь. Опасности нет, миледи. Лучше дать леди Элине отдохнуть. И на охоту этот артефакт надевать не стоит. Рекомендую пока снять с леди всю защиту и надеть что-то совсем простое. Могу предложить…

— Не нужно! — решительно отказался Торн. — У меня есть всё, что нужно. Мастер, благодарю за поддержку, — он почтительно поклонился коллеге.

По его тону и напряженной позе Иларис поняла: почтительность как положено, но доверие — другая песня.

Иларис не любила такую охоту. Соколиную — другое дело. На родине, в Предгорьях, в каждой усадьбе держали соколов. Здесь поначалу было не до того, а потом не захотелось. Но гоняться за зверем толпой, да ещё со сворой собак — так себе удовольствие. Хотя против охоты вообще ей трудно было возразить, потому что егеря регулярно пополняли дичью столовые запасы Несса, и ещё мясо кабанов, оленей и кроликов, а также разнообразной птицы продавалось в городе, отчего неизменный серебряной ручеёк тёк в графскую казну. Но это другое…

Иларис любила долгие прогулки верхом, там ей хватало удовольствия и без азарта и скачки за несчастным зверем. Но мужчины есть мужчины, им это нужно — с азартом, собачьем лаем, визгом и кровью. Далеко не все дамы участвовали непосредственно в гоне и в последнем эпизоде охоты, в случае с кабаном это было всякий раз одно: дядя Эрвик спешивался, ему подавали тяжёлую, его личную рогатину, которая в остальное время висела на почётном месте в Охотничьем зале Несса, — и он выходил один и убивал обезумевшего от ярости и безысходности, покусанного собаками зверя. Иногда он уступал эту желанную и опасную роль кому-то из почётных гостей, лорду-лесничему или министру Кани, например. Иларис всегда беспокоилась, ведь дядя Эрвик уже не молод, а кабан — зверь непредсказуемый и невероятно сильный. Но до сих пор обходилось.

Мясо добытого кабана подавали на пиру на следующий день, Иларис его не ела — ей не нравилось, словно боль и ярость охоты нещадно портили вкус добычи. Но охотники так не считали. Для них это мясо, похоже, было слаще любого другого — от кабана обычно оставалась лишь груда костей.

На этот раз егеря выследили огромного секача-одиночку, пришедшего откуда-то издалека. Дядя и его гости были воодушевлены и счастливы. Обморок Элины забылся сразу, как только колдуны оба постановили, что опасности нет, и Торн принёс для неё простенький защитный амулет. А вдобавок Элина наотрез отказалась остаться на полянке с другими леди, когда охотники погонят зверя. Всегда оставалась, теперь уперлась — и ни в какую, как будто после обморока её силы утроились. Иларис даже подозрительно посмотрела в сторону Торна — что он, простите, на неё нацепил, ничего не перепутал, нет?..

— Ну, Ли-ис, ты ведь сама говорила, что я должна смотреть и делать выводы, — заявила младшая сестричка. — Я хочу видеть всех женихов в самый решающий момент. Может быть, я именно сегодня всё решу?

— Вот этого как раз не требуется! — рассердилась Иларис. — Тебя что, кто-то торопит?

— Да позволь ей, — вмешался дядя, — всё будет хорошо. Вы обе останетесь позади и под защитой, как же иначе. Пусть едет, прошу тебя, Лис.

Дяде Эрвику за счастье было показать себя великим охотником, и чтобы им восхищались все, даже юная племянница.

— Хорошо, — скрепя сердце согласилась Иларис. — Поедешь. Только без глупостей, поняла?

По крайней мере, сестра будет на виду, а это как раз не плохо.

И зачем сказала? Элина не была бесшабашной девчонкой и уж на охоте всегда вела себя, как надо. И так части егерей приказано, забыв про кабана, не спускать глаз с леди. Действительно, уже много лет охоты в Нессе обходились без особых неприятностей, хотя в любой знатной семье в каждом поколении найдётся кто-то, погибший на охоте.

А Конрад охоту любил. И с собаками на крупную дичь, и подолгу одному выслеживать осторожную добычу ему тоже приходилось. У него была крепкая рука, острый глаз и бесконечное терпение. Однажды, давно, он уехал в горы за ирбисом — отцу рассказали о необычайно красивой кошке, которая лихо таскала овец из стад, вместо того, чтобы довольствоваться дикими козами. Отец, глядя исподлобья, хмыкнул — нет, дескать, это не для тебя. А ему и семнадцати не было — мальчишка! Но взвился сразу — да сделаю я это! Потом только понял, что отец подначивал специально. Старший брат расхохотался — да куда ему! Наш герой уже ждёт, когда встанет за женской юбкой!

Ну да, отец уже несколько лет как раздобыл то предсказание — о том, что Конрад получит богатство от женщины или не получит вообще. А перед этим его жизнь будет в руках женщин, и кто знает, не придётся ли ему с жизнью расстаться! Отец рассказал об этом всем, громко, на пиру. Потом мужчины долго шутили, поднимали чаши за то, чтобы Конрад сумел обходить десятой дорогой всех женщин, кроме той, от которой получит богатство.

Он злился. Ему не хотелось богатства от женщины! Потом успокоился — не до того стало. И в конце концов получил свой удел в Левере. Не от женщины. Для начала. Пустое предсказание?..

А тогда он уехал, один. И десять дней выслеживал ту кошку. Иногда видел её следы, и однажды — её саму, но далеко, стрелой не достать. Но они встретились, на узкой тропе, и у него в арбалете была готова стрела, и оставалось только спустить тетиву — это был верный выстрел. Кошка смотрела на него, это была очень крупная, мохнатая, яркая самка ирбиса. Он смотрел, она смотрела. Метнись она в сторону — и её достала бы стрела, он это знал точно. Но она не шевелилась. И он вдруг опустил арбалет. И лишь тогда кошка, мягко стелясь по заледенелым камням, скрылась в расщелине. Стекла, можно сказать…

А он отправился домой ни с чем. Провёл сначала пару дней в горном замке, где отец держал гарнизон. Поохотился с парнями-стражами на диких коз. Он знал почти всех там, ему были рады. Раз десять услышал он о том, как другие ходили на того неуловимого ирбиса. И никому не сказал, что сумел буквально подержать его на кончике стрелы.

Не убил же. А «почти» — не считается.

И отцу не сказал. Над его неудачной охотой, как водится, позубоскалили и забыли. А позже, когда он навещал бабку в деревне, случилось вот что…

Вечером, еще не совсем стемнело, в дверь постучали. Бабка подхватилась сразу, отворила и впустила гостью — пожилую женщину, опрятно и не бедно одетую, по виду крестьянку из зажиточных, с корзинкой в руках. Конрад поначалу и внимания не обратил — ну пришла к знахарке незнакомка, из другой деревни, должно быть. Постоянно приходили. Он остался сидеть в боковой каморке у тускнеющего окна и плел новую тетиву из конского волоса. Здесь, в деревне, у соседей обитал племенной жеребец, огромный страшный зверь, который по два раза в год в щепы разбивал хозяину ворота, и только бабкины средства помогали сдерживать его нрав. Так вот, к его хвосту, длинному, пестрому, с толстым прочным волосом, Конрад был особенно неравнодушен. И ему строгий хозяин позволял время от времени разжиться заветной прядью. И вот теперь Конрад сидел и плел, пальцы двигались привычно, и смотреть на работу было незачем — и в кромешной тьме управился бы. Он чего только не умел, всё нужное себе делал сам, старался поменьше просить у отца.