Экспедиция надежды - Хавьер Моро

Бальмисом по поводу женщины на борту и отговорить его, но потерпел неудачу. Хотя капитан олицетворял высшую власть на судне после Бога, Бальмис недаром прочитал его характеристику из Министерства военно-морского флота: «Поведение: очень хорошее; ум: достаточный; исполнительность: высокая; умение соблюдать субординацию: высокое; бескорыстие: высокое».

– Поднять фок! Выбрать шкоты!

Корвет встал на курс, паруса медленно наполнились ветром. «Мария Пита» дала крен, что вызвало переполох на палубе, где Исабель и дети смотрели, как люди машут платочками, а солнце всполохами отражается в стеклах особняков Ла-Коруньи. День стоял прекрасный, светлый и прохладный.

– Бенито, я хочу тебе кое-что сказать.

Мальчик подошел к матери.

– С этого мгновения ты не должен говорить, что твой отец оставил маму, ясно?

Ребенок кивнул.

– Кто бы тебя ни спрашивал, всегда говори, что я твоя приемная мать.

– П-п-приемная?

– Да, это значит, что я не выносила тебя в своем чреве, а усыновила после рождения.

Бенито был сбит с толку.

– И это п-п-равда?

– Конечно же, нет! Это наш с тобой секрет. Это для того, чтобы больше нам никогда не досаждали разговорами, что твой отец нас бросил.

– Значит, никогда больше не скажут, что ты… что ты… не…

– Да, больше никогда.

Мальчик пристально посмотрел на Исабель:

– Но ты же останешься моей мамой, правда?

Исабель расхохоталась. И в эту секунду она поняла, что сын произнес эту фразу целиком, не заикаясь. Она впервые слышала подобное. Бенито высвободился из материнских объятий и побежал прочь.

– Куда ты?

– Играть!

– Осторожно!

Когда корабль приближался к побережью Сады, капитан отдал приказ травить шкоты, заложить поворот и взять курс на восток. Плыть на корвете оказалось приятно. Вскоре они заметили на траверсе Башню Геркулеса. Непроизвольно Исабель поискала взглядом остов того выброшенного на сушу корабля, где она пережила самый волнующий миг жизни в объятиях будущего отца своего ребенка. Но море уже давно поглотило остатки этого судна. Исабель долго стояла, облокотившись на планширь, и смотрела, как перед ней в последний раз проплывают места ее детства.

35

Две недели спустя после отправления экспедиции в приют заявилась супружеская пара: это были крестьяне, смуглые и круглолицые, одетые в темное грубое сукно. Они пришли за своим сыном, маленьким Висенте-Мария, которого привели сюда, потому что бедствовали и не могли прокормить его. Тогда они оставили небольшую сумму денег на содержание ребенка и записку, где обещали забрать его, когда их положение наладится. Теперь дела пошли в гору, как они объяснили служительнице, временно заменившей Исабель на посту начальницы, потому что по наследству им перешел земельный надел в деревне. И действительно, они принесли с собой в подарок целую корзину овощей со своего огорода.

– Ему сейчас, должно быть, три годика и пять месяцев…

Служительница изменилась в лице. По правде, никто и никогда не принимал всерьез подобных записок. Столько родителей обещали вернуться за своими детьми, а потом только их и видели!

– Вашего сына у нас нет. Он по пути в Америку, – пробормотала она.

Крестьяне опешили. Служительница, как могла, объяснила им, как такое могло случиться, поскольку сами они в своей богом забытой деревушке ничего не слышали ни об экспедиции, ни о борьбе с оспой. Мать начала тихонько всхлипывать, а затем разразилась громкими рыданиями; крупные слезы катились по ее покрасневшим щекам. Мужчина был совершенно раздавлен. Но крестьяне не возмущались, не повышали голоса. Служительница отвела их в часовню, рассудив, что в святом месте они быстрее смирятся с потерей. И не ошиблась. Родители покорно восприняли предложенное слабое утешение: их сын принимает участие в богоугодной миссии, несет христианскую любовь самым нуждающимся, и за это его вознаградят и Бог, и король, и будущее его будет обеспечено…

– Ну, если это ради его блага… – промолвила мать, перекрестившись.

Затем муж и жена, понурив голову, распрощались со служительницей и покинули приют.

Исабель предупреждала Бальмиса о положении дел с Висенте-Мария, говорила и о записке, гласившей, что родители вернутся за ним, но врач лишь пожал плечами. Слишком многих трудов стоило найти нужное количество рук для вакцинации, чтобы обращать внимание на эфемерную возможность появления родителей этого ребенка. Было сложно набрать детей, и Бальмису пришлось пустить в ход весь арсенал доводов для убеждения, и даже для принуждения. Его уверенность в том, что экспедиция послужит во благо всему человечеству, не оставляла места для раздумий об участи отдельно взятых родителей. Бальмис был идеалистом, он жил мечтой об этой первопроходческой миссии и автоматически отбрасывал все, что могло помешать ее осуществлению. Ему было чуждо проявление чувств; твердая уверенность в благородной цели предприятия заставляла его откидывать без малейших сомнений любую помеху, любой камешек на пути. Какое значение имеет горе родителей, которые всю жизнь будут тосковать по своему ребенку, по сравнению с величием задачи распространения вакцины на других континентах? Филантропия влечет за собой некое высокомерное небрежение по отношению к людям, это занятие не для сентиментальных слабаков.

Когда «Мария Пита» вышла в открытое море, ветер усилился. Косые паруса на трех мачтах судна надулись, началась качка. Корвет летел как на крыльях. Капитан приказал всем покинуть палубу, чтобы волной не смыло какого-нибудь задремавшего малыша. Внутреннее помещение было очень тесным и темным, единственный свет проникал через отверстия, где некогда стояли пушки. Ночью запрещалось зажигать свет из-за панической боязни пожара. Дети начали хныкать. Хор жалоб и стенаний постепенно усиливался, смешиваясь со звуком волн, бьющих в корпус судна. В темноте и вдобавок в незнакомой обстановке подкидыши совершенно растерялись.

– Мама-а-а, мама-а-а!.. – отчаянно вопил Томас Мелитон, малыш трех с половиной лет от роду, с оттопыренными ушами, большими карими глазами и вечно удивленным выражением лица. Он был любимчиком взрослых из-за общительного характера, живости и кротости.

– Зачем ты кричишь, у тебя ведь нет матери! – бросил ему херувим Кандидо.

– Замолчи! – одернула его Исабель, беря маленького Томаса на руки.

– Я тоже… я тоже хочу, – заканючил Бенито: в трудные минуты ему не хотелось ни с кем делить свою мать.

Кандидо затошнило и вырвало. Другие последовали его примеру. Моментально корабль превратился в ад; в этом хаосе смешались рыдания, звуки рвотных позывов, панические вопли. А ведь путешествие только начиналось.

Помещение было таким низким, что Исабель пришлось нагнуться, чтобы пройти и всех проверить. Вскоре судно развернулось, качка уменьшилась, и дети немного угомонились; Исабель отправилась на поиски Бальмиса.

– Доктор, детей выворачивает наизнанку, а кроме того, там жуткая вонь откуда-то снизу из трюма.

– Да-да, это затхлый запах из льяла[53], я поговорю с капитаном.

Внизу собиралась вода – и дождевая, и проникавшая через щели в корпусе судна,