Каменная пациентка - Эрин Келли

Мы впервые увидели свет на Больничной дороге в 23.55 вечера.

– Только одна пара фар, – сказал Джесс, вглядываясь сквозь дождь. – Кто-нибудь есть с ней в машине?

– Отсюда ничего не видно.

Джесс подышал на руки и включил большой фонарь – как раз тогда, когда темно-синий «Ягуар» остановился у границы больничного участка.

– Черт. Черт, черт, черт! Вот оно!

Показалась стройная фигура Хелен Гринлоу, увенчанная зонтиком. Брызги дождя отлетали от него в разные стороны, пока она пробиралась через завалы. Шикарное пальто в мелкий горошек, светло-серые зауженные брюки, туфли на плоской подошве. Я почему-то ожидала, что она окажется огромной, словно распухшей от всего, что сделала, но она была крошечной.

Она поморщилась от света, бьющего ей в глаза.

– Пожалуйста, отверните фонарь от моего лица так, чтобы я могла видеть вас. – Ее голос ожидал повиновения, и к моему удивлению, Джесс тут же направил фонарь внутрь без всяких возражений.

– Заходите, не стойте под дождем, – сказал он, и я не без труда разобрала его слова, хотя и стояла рядом.

Гринлоу отряхнула свой зонтик и аккуратно поставила его в угол. Ее осанка была идеальной. Эти руки держали перо, которое подписало бумагу о закрытии больницы и разрушило так много жизней. Эти руки, которые сделали Бог знает что – то, что в итоге привело ее сюда. Не окровавленные когти, представавшие перед моим воображением, а изящные, с бледно-розовым маникюром и унизанные кольцами. Грязная вода плеснулась вокруг ее щиколоток, как черное машинное масло. Я задумалась, каково это – иметь возможность испортить пару туфель и знать, что ты без труда сможешь их заменить.

Гринлоу не нуждалась ни в громкоговорителях, ни в телевизионных экранах, ни в высокой трибуне для усиления своего авторитета. Я видела, что Джесс понял это и возненавидел себя за это. Налетел новый порыв шквалистого ветра и загнал нас подальше в коридор. Гринлоу, казалось, даже глазом не моргнула. Ей все равно, подумала я. Сам факт ее присутствия здесь подразумевал, что она испугалась, но выглядела она абсолютно безэмоционально. Чувство вины немного ослабло. Мне никогда раньше не доводилось стоять лицом к лицу с кем-то, кого я знала как психопата, и я не могла подавить легкое тошнотворное головокружение.

– Итак? – произнесла она тоном, указывавшим, что она готова взять на себя всю работу по вымогательству у себя самой. Джесс продолжал нервно озираться через плечо, видимо, в поисках полицейских – фар или фонариков, которые дали бы нам понять, что мы здесь не одни. Ее приезд вовсе не означал, что она собиралась нам заплатить. Его паранойя оказалась заразительна: я тоже представила, что слышу шаги вокруг, хлопанье дверей, звук поворачивающихся ключей и даже в какой-то момент – гул включенной машины для ЭКТ, который я никогда не слышала. Мое воображение разыгралось. Как будто моя совесть была четвертым участником встречи, рыскающим снаружи по сторонам и ломающим ногами упавшую черепицу.

– Сначала я посмотрю документы, – сказала она все тем же монотонным голосом.

– Нет, пока я не увижу наличные. – Развязность Джесса больше походила на подражание Элвису Пресли, чем на неуступчивость закаленного рэкетира, которой он хотел добиться, и несмотря на свой страх, я ощутила острый укол стыда.

Гринлоу открыла свою сумку: кошелек, ключи от машины, перчатки, коробок спичек, тонкий фонарик и шесть компактных пачек наличных. Даже большие деньги выглядят маленькими в правильных купюрах. Только во второй или третий раз в жизни я видела пятидесятифунтовую банкноту. Почему-то я представляла, что они будут в двадцатках. Это не к добру. Пятьдесят фунтов одной бумажкой в нашем доме стали бы поводом для подозрений.

Гринлоу вытащила банкноту из середины пачки и протянула Джессу, и он поднес ее к свету, чтобы разглядеть водяной знак королевы. Он стоял в серебристом луче, Хелен ожидала со скучающе-презрительным выражением лица, словно дала деньги для проверки кассиру в «Ко-оп».

– Я хотела бы взглянуть на бумаги, перед тем как обмен состоится.

Я держала оригиналы в своем внутреннем кармане, по-прежнему в папке. Что-то сорвалось с крыши и упало снаружи; я отпрянула от звука, но Хелен и бровью не повела.

Она лишь мельком взглянула на фотографию и пробежала глазами записи о себе, с теми же эмоциями, будто читала, к примеру, газовые счета – это первое сравнение, пришедшее мне в голову, хотя их никогда не читали без эмоций в нашем доме.

– Кто дал вам это?

Джесс гордо вскинул подбородок.

– Никто. Мы добыли их с помощью собственной… любознательности. Их оставили наверху, в архиве. Вот так случается, когда делаешь что-то спустя рукава. Ну, очевидно, это не самое худшее, что могло бы произойти.

Его усмешка смотрелась ненужной и неубедительной. Мы не имели ничего общего с Бонни и Клайдом. Мы были дешевыми маленькими мошенниками из ниоткуда.

Я ожидала, что вот-вот вспыхнут синие полицейские огни. Что будет считаться моментом обмена, когда преступление признается совершенным? Это станет шантажом, только когда дело будет сделано? Как только мы возьмем деньги или когда передадим документы? Или мы пересекли черту несколько дней назад, когда засунули кусок пластиковой ленты в дверь машины?

– Все здесь, черным по белому, не так ли? – произнес Джесс. – Доказательства того, где вы были. Что вы сделали.

Я поняла, чего он хочет: пытается добиться ее чистосердечного признания. Я затаила дыхание.

– Да, – ответила Гринлоу. – Не могу возражать вам в этом.

Теперь моя кровь стыла от высокомерия этой женщины. Даже сейчас, с доказательствами в руках, она не могла ни признаться, ни извиниться. Она подняла взгляд:

– Откуда мне знать, что вы не сделали копии?

– Вам придется нам довериться, – сказал Джесс.

Я задумалась: хорошо ли она читает людей из-за своего расстройства, чтобы лучше использовать их, или напротив – отсутствие эмпатии является в этом барьером. В любом случае на ее лице ничего не отразилось.

Хелен сунула свою историю болезни в сумку и передала пачки денег не Джессу, а мне. Он по-рыбьи раскрыл рот, но я предупреждающе сверкнула на него глазами: давай просто покончим с этим. Я спрятала все, что смогла, внутрь своей кожанки, а остаток предложила Джессу, который бросил свою долю в сумку Клея и повесил ее через плечо.

– Больше вы о нас ничего не услышите. – Я смотрела на Хелен, однако слова мои предназначались в первую очередь Джессу.

Следующий шквальный порыв был другим: не только толчок ветра снаружи, но и тяга, больше всасываемый воздух, чем надуваемый, как будто где-то в глубине больницы освободился заваленный кирпичами дымоход. Сквозняк с грохотом захлопнул дверь, шатающаяся перемычка окончательно вывалилась, и половина кирпичной кладки над ней рухнула вниз с грохотом ружейного выстрела.

– Вот дерьмо! – вскрикнул Джесс.