Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон

22 мараведи в день). Это была стандартная плата за дальние плавания, как указывалось в королевском приказе от 30 апреля. Впрочем, со временем ничего не менялось, и ровно столько же Колумб выплачивал своим людям и в четвертом плавании в 1502–1504 годах.

Трудно сказать, чему были эквивалентны эти суммы в современных терминах. 1000 мараведи, если платить золотом (как, по-видимому, платили этим людям), была эквивалентна 6,95 доллара до 1934 года (до введения в США Закона о золотом резерве), а в серебряном исчислении сумма становилась в два раза меньше. Как бы там ни было, мараведи стоил менее цента, но его покупательная способность была намного выше. На питание каждого моряка, находившегося на королевской службе, короной выделялось 12 мараведи в день (для сравнения: бушель пшеницы в 1493 году стоил 73 мараведи, а жалованье Санчо Пансы на службе у Дон Кихота составляло 26 мараведи в день, то есть ненамного больше, чем у Колумбовых грометов).

Моряков не обеспечивали одеждой за счет государства, поэтому этот вопрос решался ими самостоятельно и никаких вычетов из жалованья при окончательном расчете на этот счет не проводилось. В то время обычно носили все, что попало, и к единственным отличительным атрибутам моряка имели отношение плащ с капюшоном, или парка, и так называемая gorro – красная шерстяная шапочка-чулок, похожая на те, что носят сегодня португальские рыбаки. Матросы ходили босиком и отращивали бороды, поскольку на корабле не было средств для бритья.

Перейдем теперь «от бака к корме». К числу офицеров на судах Колумба (впрочем, как и на всех испанских кораблях эпохи географических открытий) относились капитан, хозяин судна и лоцман. Капитан был командиром, ответственным за все, что происходит на борту, а Колумб являлся не только капитаном «Санта-Марии», но и главным командующим всеми тремя кораблями. Гарсия Паласио, опубликовавший в 1587 году первое испанское руководство по мореходству, говорит, что капитан должен быть «добрым христианином, весьма богобоязненным, обладающим всеми мужскими добродетелями; капитан должен иметь жизнерадостный характер, чтобы его люди были счастливы и довольны, ревностно смотреть, чтобы каждый исполнял свой долг, и, самое главное, не терять бдительности». Он не обязательно должен был быть профессионалом в морском деле, поскольку непосредственное командование экипажем, правильное размещение груза, управление ходом судна под парусами, отдача швартовых и постановка на якорь лежали на хозяине судна (или мастере). Именно мастер, как наставлял Паласио, «превыше всего должен быть хорошим моряком».

Владелец судна, зафрахтованного короной или другим лицом, обычно выступал в роли мастера. Таковым и был Хуан Нинос, владелец «Ниньи», а на «Санта-Марии» мастер и владелец Хуан де ла Коса был на вторых ролях, оставаясь заместителем Колумба. Мартин Алонсо Пинсон посчитал возможным назначить младшего брата Франсиско мастером «Пинты», хотя ее истинный владелец Кристобаль Кинтеро считался весьма опытным моряком.

Хуана де ла Коса, мастера «Санта-Марии», часто путают с его полным тезкой, составившим знаменитую карту мира, а затем исследовавшим Испанский Мэйн[112], хотя это были совсем два разных человека. Подобное недоразумение вполне объяснимо: оба Хуана де ла Коса происходили из басков, но только один родом из прихода Сантона под названием Санта-Мария-дель-Пуэрто, а другой жил в городе Пуэрто-Санта-Мария в заливе Кадиса. Де ла Коса из Первого путешествия «прославился» тем, что посадил «Санта-Марию» на мель, и после этого случая Адмирал никогда больше не упоминал его имени. Другой же де ла Коса, картограф и исследователь, находился в составе экипажа «Ниньи» в 1493 году и, будучи опытным моряком, совершил с Колумбом плавание на Кубу.

Должность лоцмана на испанских судах той эпохи соответствовала тому, что на современных судах именуют старпомами. Этот второй человек в знании мореходства после мастера, он также командовал действиями экипажа и брал на себя ответственность за навигацию, вел расчеты и отмечал предполагаемые точки положения судна на карте. Гарсия Паласио писал, что этот офицер должен быть человеком солидного возраста, опытным, ответственным, знающим особенности погоды, владеющим парусным управлением и знакомым с астрономией.

И в самом деле, лоцманы Колумба были не только хорошими профессионалами, но и верными людьми. Пералонсо Нинос, лоцман «Санта-Марии», оказался более точен в расчетах, чем сам Адмирал, но не владел основами астронавигации, поэтому на обратном пути Колумб предпочел заниматься этим вопросом самостоятельно. Кристобаль Гарсия Сармьенто (или Халмьенто) вел «Пинту»; Санчо Руис де Гама, которому активно помогал Бартоломео Ролдан, – «Нинью». Руис и Сармьенто сопровождали Колумба во втором плавании, Ролдан – в третьем. В конце концов последний утратил боевой пыл и стал видным гражданином Санто-Доминго. Лоцманы, как и мастера, получали 2000 мараведи в месяц, что вдвое превышало жалованье опытных marineros.

Помимо корабельных офицеров, в штате Колумба состояло несколько «сухопутчиков», исполняющих особые обязанности. К ним, в частности, относился converso[113] Луис де Торрес, обращенный еврей, владеющий ивритом и немного арабским. В то время обычно полагали, что арабский язык является матерью всех языков, поэтому ожидалось, что Торрес преуспеет в общении с великим ханом и другими восточными властителями. Другой, Диего де Харана – двоюродный брат кордовской пассии Колумба, получил должность alguacil de la armada[114]. Нечто подобное существовало на английских кораблях вплоть до семнадцатого века. Как писал капитан Джон Смит[115], «маршал должен наказывать нарушителей и следить за тем, чтобы правосудие осуществлялось в соответствии с указаниями капитана: прогулка по реям, протаскивание под килем, привязывание к фок-мачте с ведром дроби на шее или просто отсидка в трюме». Диего де Харана был назначен маршалом на «Санта-Марии»; на «Пинте» и «Нинье» были свои alguaciles.

Еще одним человеком, не имеющим отношения к мореходному искусству, был личный секретарь Колумба Родриго де Эскобедо – escrtbano de toda la armada[116]. Он не имел никакого отношения к ведению дневника, но письменно фиксировал юридические действия Адмирала при вступлении во владение каким-либо островом от имени короны. Его, вероятно, использовали бы и для ведения дипломатической переписки, если бы только индейцы умели читать и писать.

Кроме того, на борту «Санта-Марии» находились два королевских чиновника. К ним относились veedor real[117] Родриго Санчес де Сеговия, управляющий недвижимостью и одновременно контролер (говоря современным языком – финансовый аудитор), следящий за расходами и получением короной своей доли золота и драгоценных камней, а также дворецкий repostero de estrados del rey[118] Педро Гутьеррес. Похоже, что последний был чем-то вроде добровольца-джентльмена, поскольку у Колумба и без него имелись личный стюард (Педро де Террерос, возросший до капитана каравеллы в более позднем плавании) и юнга на побегушках.

На каждом судне присутствовал собственный врач-хирург.