Зачарованная Эви - Гейл Карсон Ливайн

– Да, аллеманду, но можно и что-нибудь другое, – сказал он.

– Главное – потанцевать с почетной гостьей! – Леди Элеонора улыбнулась мне.

Интересно, устоит ли Чижик перед ее обаянием. Скоро она поймет, насколько он добрее, милее и искреннее сэра Питера. Они оба богаты. Их родители согласятся на такой брак. Как странно будет видеть Чижика в роли любящего супруга!

Сквайр Джеррольд с поклоном удалился.

– У меня в Дженне две недели голова болела, – обратился ко мне Чижик. – И никто не мог вылечить.

Не может быть. С головной болью справится любой знахарь.

– А сегодня с утра опять мигрень. Если у тебя найдется минутка… И не слишком много других больных…

Он что, приехал во Фрелл, только чтобы я ему мигрень вылечила?

У камина стояло без дела кресло-качалка. Я подтащила его к своему столу:

– Сядь.

Брови у леди Элеоноры поползли вверх.

– Э-э… сделай одолжение.

Я открыла глиняный горшочек с медовым бальзамом. Когда я кончиками пальцев прикоснулась к вискам Чижика, чтобы втереть бальзам, от рук к груди побежали искры. У Чижика дрогнули плечи. Ему что, страшно?

– Леди Элеонора, если можно, намажьте его бальзамом. Мне пора готовить укрепляющий чай. Это сложно.

Леди Элеонора взяла у меня из рук горшочек, и, когда наши пальцы соприкоснулись, я ощутила такие же искры, только слабее. А она, похоже, ничего не заметила.

– Эви, лучше ты, я подожду. Понимаете, леди Элеонора, она точно знает, где нажимать.

Как это похоже на Чижика. Он боится меня, но ему важнее, чтобы мигрень как следует вылечили.

Леди Элеонора притворилась обиженной, но потом не сдержала смеха:

– Конечно, новые пальцы не замена старому другу! – А потом посоветовала Чижику жилье: она знала одно семейство, которое сдавало комнаты. – Я напишу вам рекомендательное письмо.

Как замечательно, что Чижик здесь, во Фрелле: ведь он видел меня в старом добром обличье, а не только в новом, ужасном. Я доделала укрепляющий чай и занялась его мигренью, несмотря на мурашки.

Чем ему тут заняться? Для рытья могил на пару со сквайром Джеррольдом он слабоват, но, пожалуй, поможет сквайру в других добрых делах, которых у того великое множество. Я надеялась, что Чижик со сквайром найдут общий язык. Оба люди чести. У одного – решимость и пылкость, у другого – теплота, юмор и чуткость.

Впрочем, это идеальное сочетание тоже не сделает мне предложения.

– Ну вот, Чижик. – Я отошла. – Так лучше?

– Все прошло!

Почему леди Элеонора улыбается?

Чижик достал из кошелька на поясе медный имберт – мою обычную плату за мигрень. Здесь мне больше никто не платил, а я и не просила.

Я взяла монету.

– Заварю тебе чернокорня, чтобы приступы не повторялись.

Тонко срезала четыре стружки с узловатого корня, положила в кружку и залила горячим имбирным чаем. Потом вручила кружку с настоем Чижику, следя, чтобы наши пальцы не соприкоснулись.

– Подожди несколько минут – пусть настоится.

– Это очень невкусно?

Как я по нему соскучилась!

– Тебе понравится.

Леди Элеонора тем временем растирала в моей ступке перец с анютиными глазками. Дуб разделывал говяжий бок и напевал себе под нос песенку про котика и бабочку. Я стала раскатывать тесто для пилюль – потом наделаю шариков и в каждый капну по дозе лекарства. Затем я кивнула Чижику, и он выпил настой.

Какая прелесть. Работаю, лечу больных. С мной трое друзей. Служанки, в отличие от других обитателей дворца, тоже успели привыкнуть ко мне и мирно болтали, лишь изредка поглядывая в мою сторону.

Раскатав тесто совсем тонко, я нарезала из него кружочков. Потом на каждый капнула лекарства и скатала в шарик, а шарики положила на противень, смазанный маслом, и отдала Дубу – запечь:

– Достань через полчаса. Мне надо обойти больных.

Чижик допил свой чай.

– Можно мне с тобой?

Он встал и опрокинул кресло-качалку.

Я тоже разволновалась. Вдруг он собрался делать предложение? Что мне сказать? Хорошо хоть мы останемся одни, тогда я пойму, что он чувствует на самом деле. Знать бы, что чувствую я. Ну почему я не могу зазЭЭнить саму себя?!

Дуб поставил на поднос четыре чашки и разлил по ним укрепляющий чай. Я бросила в них по щепотке фенуса и размешала. Чижик неожиданно для меня взял поднос. И двинулся к двери – я ему открыла. И засеменила следом за ним, чувствуя себя ненужной.

В коридорах было людно, и я не могла различить ничьи чувства. А в спальнях больных обнаружила, что Чижик счастлив, но, увы, не могла понять почему.

Когда я закрыла дверь спальни последнего больного, Чижик спросил, надо ли мне возвращаться в аптеку. Насколько я знала, моя помощь никому срочно не требовалась, и я привела его в библиотеку: там всегда горел огонь в двух каминах, поскольку теперь во дворце снова стало достаточно слуг. Я часто ходила сюда, чтобы заглянуть в книги по медицине, поэтому знала, что обычно здесь никого нет. Так и оказалось.

Мы подтащили кресла к камину между книжным шкафом и напольными часами, которые показывали без десяти два. Дни пролетали все быстрее и быстрее.

Чижик подался вперед в кресле и стиснул руки. Его обуревали самые разные чувства: радость, привязанность, печаль, тревога, восторг.

– Сегодня тринадцатое ноября.

– Ну да.

А дальше?..

– Надеюсь, ты не забыл взять с собой теплый шарф.

– Взял. Когда я ехал сюда, выпал снежок.

Мы что, о погоде собираемся говорить?!

– До двадцать второго ноября осталось девять дней.

Он помнит! Сердце у меня затрепетало.

Но я сама не понимала, чего хочу. Когда ты огр, становится как-то не до любви. Я ценила Чижика больше прежнего, но не считала, что любовь – это сопоставление достоинств и недостатков, будто на весах. Я хотела, чтобы все мое существо кричало: «Да!» Но не в моем нынешнем положении дожидаться определенности. Если он предложит мне стать его женой, я соглашусь.

Но он не стал делать предложения.

– Тебя здесь не обидят?

Это что-то новенькое! Это мне полагалось суетиться вокруг него, защищать его всякими укрепляющими снадобьями и полезными советами. Такова, в сущности, моя профессия. Мне захотелось рассказать ему про сэра Питера с его угрозами. Ведь Чижик – мой друг, а значит, ему тоже грозит опасность. И вообще мне хотелось, чтобы об этом знал кто-то, кому я небезразлична. Но если он будет за меня волноваться, у него, чего доброго, разболится живот и появятся другие обычные жалобы. Мигрень вернется. Поэтому я просто сказала: