Повседневная жизнь американцев во времена Джорджа Вашингтона - Мария Александровна Филимонова

К XVIII в. «привилегия духовенства» превратилась в ритуал. Чтобы подтвердить свое право на нее, нужно было лишь процитировать начало 50‐го псалма: «Miserere mei Deus, secundum magnam misericordiam Tuam»[483]. И уже можно было рассчитывать на замену смертной казни чем-нибудь помягче. А спасительный псалом получил мрачноватое прозвище «псалма висельников».

Трудно сказать, смогли ли солдаты реально выучить нужный стих (один из них вообще был неграмотен), но «привилегию духовенства» они получили[484].

В федеральном законодательстве США «привилегия духовенства» сохранялась до 1790 г.[485], а в отдельных штатах – еще дольше. Здесь особенно интересен опыт южных штатов. Вообще говоря, система наказаний для рабов была более суровой, чем для свободных граждан. Но зато и «привилегия духовенства» для первых сохранялась дольше, чем для вторых. Например, свободные виргинцы лишились этой юридической лазейки в 1796 г., а вот для их рабов она сохранялась до 1848 г. Дольше всего данный обычай (и именно для рабов) продержался в Южной Каролине, где дожил до Реконструкции[486]. Вероятно, воспользоваться «привилегией духовенства» на практике могли лишь немногие афроамериканцы, но она могла до некоторой степени смягчать жестокость законодательства.

Как уже говорилось, Американская революция не отменила смертную казнь. Бриссо был этим шокирован: «Я был изумлен тем, что смертная казнь не была полностью отменена в этом краю. Нравы там столь чисты, благосостояние столь доступно, нищета столь редка! Так есть ли необходимость в ужасающих казнях, чтобы предотвратить преступление?»[487] В США были люди, которые рассуждали так же. Среди них пенсильванские реформаторы Уильям Брэдфорд и Бенджамин Раш. Брэдфорд, опираясь на такие европейские авторитеты, как Монтескье и Беккариа, связывал введение смертной казни с «деспотическими и варварскими столетиями»[488]. В дополнение к беккарианским по сути доводам (смертная казнь «уменьшает ужас перед отнятием человеческой жизни», и ее бесполезность доказана на опыте ряда стран, где смертная казнь была отменена[489]), Раш приводил аргумент «от республиканизма». Он был уверен: «Смертная казнь – естественное порождение монархических правительств. Короли верят, что обладают своими коронами по божественному праву; неудивительно поэтому, что они принимают на себя божественную власть отнимать человеческую жизнь. Короли считают подданных своей собственностью, поэтому неудивительно, что они проливают кровь людей так же бесстрастно, как люди проливают кровь своих овец или крупного рогатого скота. Но принципы республиканских правительств говорят совсем на другом языке»[490].

Большинство «отцов-основателей» сомневались в практической применимости теоретических построений такого рода. Современные историки считают, что отношение «отцов-основателей» к смертной казни было двойственным[491]. В качестве примера можно сослаться на опыт Томаса Джефферсона. Он полагал, что смертные приговоры «лишь истребляют, а не исправляют»[492]. Однако в реформированном Джефферсоном виргинском кодексе смертная казнь сохранялась.

Штаты постепенно сокращали у себя число преступлений, караемых смертной казнью. Так, Пенсильвания в 1794 г. оставила у себя смертную казнь только в случае убийства первой степени[493]. Процесс этот не всегда был последовательным. В Нью-Джерси, например, смертная казнь за конокрадство была отменена в 1769 г., снова введена в 1780-м, но затем отменена снова[494].

Дискуссия об отмене смертной казни продолжается в США и поныне.

«Жестокие и необычные» наказания

Принцип гуманизации пенитенциарной системы был заложен еще в первые годы существования колоний. «Свод вольностей» Массачусетса (1641) обещал: «Что касается телесных наказаний, мы не допустим у себя таких, которые являются бесчеловечными, варварскими или жестокими»[495]. Американская революция подтвердила ту же установку. Конституция Южной Каролины обещала, «что уголовные законы, применявшиеся до сих пор, будут исправлены, а наказания в некоторых случаях станут менее кровавыми и вообще более соразмерными преступлению» (конституция Южной Каролины 1778 г., ст. XL). Реформу уголовного законодательства сулила и конституция Пенсильвании 1776 г. (секц. 38).

Пенсильванцы развили эту мысль, постаравшись совместить длительность наказания (каторжные работы) и традиционную для раннего Нового времени публичность кары: «Для более эффективного удержания от совершения преступлений продолжительными публичными наказаниями длительной продолжительности и для того, чтобы сделать кровавые наказания менее необходимыми, должны быть предусмотрены дома для наказания каторжными работами тех, кто будет осужден за преступления, не связанные с смертной казнью; при этом преступники должны быть заключены в тюрьму на благо общества или для возмещения вреда, причиненного частным лицам; и все лица в надлежащее время должны быть допущены к лицезрению заключенных за работой» (конституция Пенсильвании, секц. 39; ср.: конституция Вермонта, секц. XXXV).

В ранних конституциях штатов появилась формулировка, заимствованная из английского Билля о правах: «Жестокие и необычные наказания не должны назначаться». Она фигурирует, например, в конституциях Виргинии (1776) и Массачусетса (1780), а в 1791 г. украсила VIII поправку к федеральной Конституции. Однако представление о том, что именно считать «жестоким и необычным», было далеко от современного.

Об этом можно судить по масштабной программе Томаса Джефферсона, направленной на реформу виргинского законодательства. Законы предлагалось систематизировать, упростить и установить соразмерность между преступлениями и наказаниями[496]. В проекте Джефферсона смертная казнь вводилась только за государственную измену и убийство (в том числе на дуэли). В некоторых случаях она дополнялась лишением погребения. Так, реформированные Джефферсоном законы карали «малую измену» уже не костром, а повешением, с тем дополнительным условием, что тело казненного передавалось в анатомический театр[497]. Тело зачинщика дуэли предлагалось оставлять на виселице.

Некоторые составы преступления подлежали декриминализации с обоснованием «достойно сострадания, не наказывается». Сюда реформатор отнес случайное убийство, самоубийство[498], вероотступничество. Основной формой наказания, по Джефферсону, должны были стать исправительные работы. Наряду с этими принципами, характерными для эпохи Просвещения, в его проекте содержались и архаичные элементы, в частности, калечащие наказания, позорный столб, окунание в воду[499].

Из предложенных Джефферсоном законов виргинская легислатура приняла менее половины, и билль о реформе уголовного законодательства в их число не вошел, оставшись лишь своеобразным памятником американского Просвещения[500].

Несмотря на усилия реформаторов, в революционной Америке сохранялся внушительный арсенал позорящих, калечащих или болезненных наказаний. Среди самых распространенных было публичное сечение плетьми. В каждом городке был для этой цели специальный столб, к которому привязывали наказуемого. Иногда столб заменяла телега, чтобы злодея можно было перетаскивать с места на место, привязав к «задку телеги», для назидания – и развлечения – публики. Так, в 1769 г. в Нью-Йорке Элизабет Пим была приговорена к публичной порке за скупку краденого: ее привязали к тележке и провели по улицам города; на каждом из трех наиболее людных мест она получила по 10 ударов кнутом[501]. Приговоры к порке обычно предусматривали, что удары должны