Гранды. Американская сефардская элита - Стивен Бирмингем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ваши представления о моих богатствах слишком обширны. Я не богат, но то немногое, что у меня есть, я считаю своим долгом разделить с моими бедными отцом и матерью. Они первые, кого я должен обеспечивать, и им должно и должно быть отдано предпочтение. Все, что я могу еще выжать, я дам моим родственникам, но я говорю вам откровенно и честно, что я не в силах дать вам или кому-либо из родственников ежегодные пособия. Не ждите этого ни Вы, ни кто-либо из них. Не забивайте себе голову напрасными и пустыми ожиданиями и золотыми мечтами, которые никогда не осуществятся и не могут быть осуществлены. Кроме отца и матери, я должен обеспечивать жену и детей. У меня трое маленьких детей, а так как жена моя еще очень молода, то может быть и больше, и если вы и остальные мои родственники будут здраво смотреть на вещи, то они поймут то, о чем я сейчас пишу. Но, несмотря на это, я намерен помогать своим родственникам, насколько это в моих силах».
Дядя упоминал о поездке в Америку, где, несомненно, рассчитывал получить жалованье. Хейм с возмущением написал ему:
Я очень удивлен Вашим намерением приехать сюда. Ваше происхождение и образование здесь мало чего стоят, и я не могу представить, что Вы собираетесь здесь делать. Я думаю, что ваш долг требует, чтобы вы отправились к своей семье, и, кроме этих шести гиней, вы получите в Амстердаме пятьдесят гиней от мистера Гампла Самсона.... Я желаю, чтобы родственники не были посланы. Разве у меня нет детей, разве они не родственники? Когда я получу полную информацию обо всех молодых людях нашей семьи и объясню их квалификацию, тогда я, возможно, посоветую отправить одного или двух в эту страну. Я объясню Вам характер этой страны: vinig yidishkayt [«маленькое еврейство»].
Он обладал чувством юмора и тоже был способен писать сплетни, как, например, одному из друзей, которого он обвинил в том, что тот не дает ему вестей, укорив его, что, несомненно, «все ваше время посвящено дамам, и вы не можете выделить время, чтобы сообщить другу о своем благополучии.... Я сомневаюсь, что у здешних дам есть такая же причина жаловаться на ваше пренебрежение. Я уверен, что вы не дожили бы до своего возвращения, если бы знали, как дамы желают вашего присутствия. И одна из них, в частности, желает, чтобы никакие денежные соображения не могли одержать верх над тем пристрастием, которое вы всегда питали к ней....».
Он гордился своим положением ведущего и лучшего банкира Революции и ревностно охранял его. Другие еврейские маклеры занимались тем же, чем и Хайм Саломон, — покупали и продавали государственные векселя. Среди них были Исаак Франкс, Бенджамин Нонес и Лев Мозес, но наибольший объем операций вел Саломон, и в 1782 г. он обратился к Роберту Моррису за разрешением рекламировать себя как «брокера при Управлении финансов». Моррис разрешил ему использовать этот престижный титул, отметив в своем дневнике: «Этот маклер был полезен для общественных интересов и просит разрешения публиковать себя в качестве маклера при канцелярии, на что я дал согласие, так как не вижу, чтобы для государственной службы могло возникнуть какое-либо неудобство, кроме обратного, и он ожидает от этого индивидуальных выгод» — выгод, разумеется, по отношению к своим конкурентам. В своих рекламных объявлениях Хейм Саломон часто делал такие заявления, как, например, одно из них гласило, что рекламодатель «льстит себе, что его усидчивость, пунктуальность и обширные связи в бизнесе в качестве брокера хорошо известны в различных частях Европы и, в частности, в США». Он продолжал покупать и продавать на комиссионных табак, сахар, чай, шелковые чулки и дамские чепчики. Но итог своей деятельности он подвел в письме к одному лондонскому торговцу, сказав: «Мой бизнес — брокерский, главным образом по векселям, и настолько обширный, что меня знает вся торговая часть Северной Америки». Все это, безусловно, правда.
В канун Йом-Кипура 1779 г., как утверждается, армии Вашингтона находились в отчаянном положении. Солдаты не получали жалованья уже несколько месяцев, они были на грани мятежа, а битва была близка. Вашингтон умолял своих солдат, затем угрожал, но они были непреклонны: без жалованья они больше не будут сражаться. Наконец отчаявшийся Вашингтон отправил ночью верхом на лошади гонца в Филадельфию с поручением получить у Хайма Саломона заем в размере 400 000 долларов, огромную по тем временам сумму, для оплаты и обеспечения войск. Гонец нашел Саломона в синагоге, и там состоялся поспешный разговор шепотом. Саломон встал и быстро заходил по синагоге, собирая друзей. Небольшая группа ушла вместе, и в тот же вечер деньги были собраны. Внес ли сам Хаим Саломон 240 000 долларов из этой суммы? Так утверждает легенда, увековеченная во многих источниках.
Увы, именно на этом этапе история Хаима Саломона растворяется в домыслах и спорах. Занимал ли он, как утверждал впоследствии его сын, «огромные суммы» правительству, лично платил жалованье солдатам, оплачивал революцию? Доказательств этому нет. Однако он предоставлял личные займы многим видным деятелям революции и членам Континентального конгресса, включая Джеймса Вильсона, генерала Сент-Клера, Эдмунда Рэндольфа и многих филадельфийцев, и часто не брал с них процентов. Президенты Джефферсон, Мэдисон и Монро в то или иное время получали от него помощь при нехватке свободных денег. Бедный Мэдисон постоянно испытывал финансовые трудности и в 1782 г. писал своему другу Эдмунду Рэндольфу: «Я никак не могу заставить Вас лучше понять важность Вашего внимания к денежным переводам для меня, чем сообщив Вам, что я уже некоторое время являюсь пенсионером в пользу Хайма Саломона, еврея-маклера». Через несколько недель Мэдисон был в таком же плохом состоянии, как и раньше, а Саломон стал для него чем-то большим, чем «еврейский маклер». Он снова написал Рэндольфу:
Мне почти стыдно повторять Вам свои желания, но они становятся настолько настоятельными, что их невозможно подавить. Доброта нашего маленького друга на Фронт-стрит, возле кофейни, — это фонд, который убережет меня от крайностей, но я никогда не прибегаю к нему без больших неудобств, поскольку он так упорно отказывается от всякого вознаграждения. Цена денег настолько ростовщическая, что, по его мнению, их следует вымогать только у тех, кто стремится к выгодным спекуляциям. Нуждающемуся делегату он безвозмездно выделяет деньги из своих личных запасов.
Сын
