Гранды. Американская сефардская элита - Стивен Бирмингем

вынес его с поля боя к врачу, которому Туро всегда приписывал спасение своей жизни. Шепард, чьим праправнуком является сенатор Леверетт Солтонсталл из Массачусетса, получил по завещанию Туро от 500 до 750 тыс. долларов — опять же огромную по тем временам сумму, и этот выигрыш является одним из краеугольных камней семейного состояния бостонских Солтонсталлов.

Одним из элементов легенды об Иуде Туро является то, что он был одним из первых борцов за гражданские права и часто покупал негров-рабов только для того, чтобы освободить их. Увы, доказательств этому тоже нет, хотя есть свидетельства, что он не торговал рабами так широко, как его южные современники, и что он испытывал искреннее отвращение к торговле, на которой семья Лопесов, мужа его сестры, сделала такие большие деньги. С другой стороны, будучи робким торговцем, он не занимался широкой торговлей.

Однако после смерти Иуды Туро появились две весьма интригующие сведения на этот счет. Во-первых, было обнаружено, что некая Эллен Уилсон, идентифицированная как «F.W.C.» (Free Woman of Color, в южной терминологии), на имя Иуды Туро был куплен дом. Среди его вещей была найдена записка на имя этой же женщины на сумму 4100 долларов. Эллен Уилсон, которая, возможно, уже умерла, так и не заявила о своих правах на наследство, и ее личность так и не была установлена.

Второй факт заключается в том, что Пьер Андре Дестрак Казенове, назначенный Джудой одним из исполнителей завещания и одним из его бенефициаров — Казенове получил в подарок 10 000 долларов — был мулатом. О Казенове мало что известно, кроме того, что он был примерно на сорок восемь лет моложе Иуды Туро, что когда-то он работал у Иуды клерком и был описан как большой «любимец» г-на Туро. К моменту смерти Туро состояние молодого Казенова составляло, по некоторым данным, около 20 000 долларов США, что было довольно много для чернокожего жителя Юга времен антисемитизма. К началу Гражданской войны Казенове и его четыре сына содержали похоронное бюро и ливрейную конюшню, а их состояние оценивалось в 100 тыс. долл. Семья Казенове описывалась как «квадруны-креолы, которых теперь правильнее называть цветными».

Удивительно, что когда содержание завещания Иуды Туро было обнародовано и стало достоянием газет по всей Америке, нигде не упоминался тот поразительный факт, что Туро указал в качестве одного из своих душеприказчиков «цветного человека». Неужели этот факт намеренно замалчивался, чтобы не омрачать добро, которое Джуда завещал, каким-то межрасовым скандалом? Была ли Эллен Уилсон на самом деле любовницей Иуды Туро? Такие союзы, конечно, не были редкостью, но пресса сочла бы их неприемлемыми для публичного потребления. Был ли романтически названный Пьер Андре Дестрак Казенове, которого так любил Джуда Туро, один из немногих людей, которым он мог доверить исполнение своего завещания, на самом деле сыном Джуды Туро? И кем был Джон Туро, появившийся в Новом Орлеане между 1855 и 1865 годами, вскоре после смерти Иуды Туро? Никто из его известных родственников не последовал за ним туда. Все эти вопросы сейчас могут быть лишь предметом предположений.

При всех приукрашиваниях легенды, выросшей вокруг этого странного маленького человека, евреи сегодня с гордостью говорят своим детям, что первый американский филантроп сколько-нибудь значительного масштаба был евреем. Сегодня сефарды напоминают своим детям, что Иуда Туро был сефардским евреем, «одним из нас», и все его документы были в порядке. Иуда Туро покоится, вместе со всеми загадками и вопросами о его жизни, на еврейском кладбище в родном Ньюпорте, вместе со всеми своими родственниками. Но что не рассказывают своим детям распространители легенды, а многие из них и вовсе не знают, так это то, что многие пожертвования Иуды Туро были направлены на христианские цели. Например, когда Первая конгрегационная церковь Нового Орлеана испытывала финансовые трудности и ее собирались снести, Джуда Туро купил ее за 20 000 долларов, а затем вернул здание общине.

Но конгрегационализм никогда не был ему по душе. Довольно рано после приезда в Новый Орлеан он арендовал скамью в церкви Христа и стал епископалом.

Тем временем на севере, в Филадельфии, другой сефардский еврей стал центром бурных споров и основой для легенды. Хайм Саломон, как утверждали его родственники и другие поклонники, фактически «финансировал Американскую революцию», предоставив генералу Джорджу Вашингтону в решающий момент крупный личный заем. Недоброжелатели же Саломона во всеуслышание заявляли, что он ничего подобного не делал. В очередной раз, как и в случае с Иудой Туро, был поставлен вопрос о степени еврейского вклада в ход американской истории.

Конечно, с самого начала дух, которым руководствовалась американская революция, имел сильные иудейские нотки. Ветхий Завет во многом стал учебником революции. Так, пуритане колониальной Новой Англии считали себя духовными потомками ветхозаветных персонажей. Как и евреи, они давали своим детям ветхозаветные имена. Именно к Ветхому Завету обращались пуритане в поисках Бога. Новый Завет они рассматривали лишь как историю Христа. В Англии пуритан называли «еврейскими попутчиками» и сравнивали их бегство в Америку с бегством евреев из Египта. Колонию в заливе Массачусетс они называли «Новым Иерусалимом». Было предложено сделать иврит официальным языком колоний (при основании Гарварда он входил в обычную учебную программу наряду с латынью и греческим, а знание этого языка считалось частью снаряжения культурного человека). Джон Коттон предложил использовать Моисеев кодекс в качестве основы для законов Массачусетса. Между тем, в формулировке американской Конституции есть проявление Кодекса.

Находясь под гнетом Георга III, американские колонисты уподобляли себя евреям, а короля — фараону. Они цитировали Самуила, который, когда жители Палестины стали требовать от него создания еврейской королевской семьи, решительно возразил против этой идеи, и колонисты нашли в его аргументах библейский авторитет для своего отказа подчиниться доктрине божественного права королей. В 1775 г. преподобный ДжоНатан Мэйхью, бостонский проповедник, объявил с кафедры — самого эффективного средства коммуникации того времени — что американские колонисты подобны народу Израиля, который сопротивлялся несправедливому налогообложению преемника Соломона, а преподобный Сэмюэл Лэнгдон, президент Гарварда, проповедовал, что как древний Израиль был неправ, взяв себе царя, так и колонисты были неправы, приняв царя-тирана. Друг Аарона Лопеса, президент Йельского университета Эзра Стайлз, выступил с проповедью, в которой проследил эволюцию демократической формы правления от Палестины до Америки. Он назвал Америку «Божьим американским Израилем», а Джорджа Вашингтона — «американским Иисусом Навином», призванным Богом освободить свой народ.

Первый День независимости был чем-то очень близок к еврейскому празднику. 4 июля 1776 года, в день официального опубликования Декларации, Континентальный конгресс назначил комитет из трех человек — Бенджамина Франклина,