Пять шагов по облакам - Татьяна Устинова

— Не хочу, не хочу, не хочу, — зашептала авторша детективныхроманов, — не хочу, не надо!..

Василий Артемьев очень сердился на Мелиссу, когда она,начитавшись соответствующих газет и насмотревшись «Журналистскогорасследования» по телевизору, начинала рассказывать ему нечто подобное, кпримеру, о подпольной лаборатории, где у детей изымают органы для богатыхзаморских старичков, умирающих от скверных болезней.

— Ты же образованная тетка! — гремел Василий. — Что тынесешь ахинею?! Ты хоть представляешь себе, сколько показателей должносовпасть, чтобы орган одного человека подошел другому?! Ты хоть представляешьсебе, какого масштаба должна быть твоя лаборатория, чтобы в ней все это можнобыло производить?! Это ни фига не лаборатория, это целый научный институт! Тыкогда-нибудь слышала о подпольных научных институтах?! Нет, вот о подпольныхнаучных центрах мирового масштаба ты слышала когда-нибудь? В какое-нибудьобозримое время, после Нюрнбергского процесса, на котором за такие штуки судилифашистских врачей!

— Да, но вот же сюжет, — оправдывалась Мелисса.

— У тебя в романе тоже сюжет! — не унимался воинствующийматериалист Василий. — И твой роман не имеет никакого отношения к жизни, как иэтот, блин, сюжет!..

Сейчас, в темноте и тишине подземелья, Васькино неприятие«страшных историй» как будто поддержало Мелиссу. Безмолвные тени в скафандрахотступили.

Нет, вряд ли здесь подземная лаборатория по превращениюлюдей в «чужих».

Скорее всего, ее похитили в расчете на выкуп, а этоозначает, что Васька вскоре узнает обо всем. И служба безопасности издательстваузнает, и редакторша Ольга Вячеславовна, и — самое главное! — Лера Любанова,которая поднимет на ноги всю Москву и весь Санкт-Петербург, а также ихокрестности!

Убивать ее нет никакого резона — если ее на самом делепохитили для того, чтобы получить деньги! За нее, мертвую, никто никаких денегне даст, это же очевидно!

Это было совсем не так уж очевидно, но иначе Мелисса немогла себе позволить думать.

Потом ее потянуло в сон, так неудержимо, что она едвадоползла до своего трясущегося матраса. В ушах тишина не просто грохотала, онарвала барабанные перепонки, как во время тяжелого артобстрела, отдавалась ввиски и в затылок, и Мелисса, со стоном повалившись на кровать, обеими рукамизажала уши. Ей показалось, что из ушей течет кровь, что перепонки все-такилопнули, и больше она уже ничего не помнила.

Человек с горящей свечой в руке проворно спустился откуда-тосверху, приблизился к кровати, и желтый, ровный, немигающий свет свечи залилбледное и отекшее Мелиссино лицо. Он некоторое время просто смотрел, а потомзасмеялся от удовольствия.

И у нее в подсознании остался тоненький и слабый звук, какбудто где-то далеко и высоко над ней кто-то тихонько смеялся.

* * *

Она и вправду смеялась.

Он не поверил своим глазам. По шее тек пот, скатывался зарубашку.

— Саша, — выговорила она сквозь смех, — ты хотел наподдатьмне… шваброй?!

— Как ты сюда попала?.. — спросил Константинов, оченьстарательно шевеля губами.

— А что такое?! Мне сюда больше нельзя?..

Очень глупо, но он забыл.

Во всей чертовщине последних дней, в этой идиотской игре вшпионов, в этой пакости, которой ему пришлось заниматься, он совершенно позабыло… Тамиле.

Ну, конечно. У нее были ключи от его квартиры, и, уезжая, онназвал ей то самое «кодовое слово», будь оно трижды неладно, и вообще она частоприезжала сюда в его отсутствие!

— Что с тобой, Саша?..

Сверху он посмотрел на нее, ничего не сказал и стал сниматьботинки. Снимать ему было очень неудобно, и некоторое время он не могсообразить почему.

А потому, черт возьми, что в правой руке у него все еще былазажата швабра!

В одном ботинке он зашел в ванную и аккуратно прислонилшвабру к стене.

— Дай мне чего-нибудь поесть. Или попить.

— А может, и поесть, и попить?

— Можно и так, — согласился Константинов. Он вышел из ваннойи стащил второй ботинок. Подхватил за лямку рюкзак и поволок его по коридору всторону спальни. Рюкзак ехал и время от времени подпрыгивал, когда Константиновего поддергивал.

— Что с тобой, Саша? У нас… все в порядке?

Ничего у них не было в порядке, и сейчас он осознавал этоособенно остро. Что может быть в порядке после того, что произошло в Питере?!

— Саша?

— Кофе свари мне.

Она постояла на пороге спальни, внимательно на него глядя,потом повернулась и ушла, очень красивая, странно красивая, настолько, что,глядя на нее, Константинов время от времени ужасался — женщина не может бытьтакой прекрасной.

Высокая, длинноногая, смуглая, «мулатка, просто прохожая»,Ясмин Ле Бон, собственной персоной материализовавшаяся в его жизни, в егоквартире и в его спальне!..

Угораздило меня с ней связаться! Зачем, зачем?! Мало лидругих женщин, менее красивых, менее смуглых и менее опасных?!

Беда приключилась с ним довольно давно, года два назад,когда он в первый раз увидел ее в редакции «Власть и Деньги». Была какая-тоочередная летучка, Лера ее собирала. Константинов пришел, плюхнулся в кресло, иногу на ногу пристроил совершенно по-американски, и откинул назад буйные кудри,которые поминутно падали на глаза. Он не знал, в чем тут дело, но кудри,падающие на глаза, почему-то неизменно приводили в восторг всех барышень юного,не слишком молодого и вовсе предпенсионного возраста.

Ну вот, пришел он на летучку, уселся, откинул кудри и вдругстолкнулся взглядом с совершенно незнакомой девицей.

Девица смотрела на него насмешливо и словно даже ссочувствием к тому, что он такой болван — ногу шикарно пристраивает и кудризакидывает, один в один поэт Владимир Ленский! Совершенно неожиданно для себяАлександр Константинов отчаянно покраснел, и нога у него почему-то поехала,упала и стукнулась о пол.

— Тамила Гудкова, — представила Лера Любанова, загадочноусмехаясь, то ли на счет ноги, то ли еще на какой-то счет. — Наш новый редакторженской рубрики. Еще не знаю, как она будет называться, но с этого дня Тамилаработает у нас.

И началась для Саши Константинова мука мученическая и казньегипетская, ежедневная и ежечасная.

После истории с «изнасилованием» Алисы Брушевской, откоторой его спас декан Александр Иванович, Константинов женщин остерегался. Тоесть не то чтобы остерегался, но словно все время ждал от них какой-нибудьподлости, которую рано или поздно они совершат, непременно, непременно!..Особенно, полагал Константинов, на такие подлости способны исключительнокрасивые, богатые и успешные женщины, ибо Алиса Брушевская была как раз такой.Он никогда с ними не связывался. У него были в основном тихие матери-одиночки,преданно смотревшие в глаза, готовые варить борщи и по утрам подавать пахнущиеутюгом и уличной свежестью сорочки. Ни на одной из них он не собирался женитьсяи только в подпитии говорил приятелям, что «раз не дано, значит, не дано, и ненадо отравлять жизнь другим», и именно в этом, приятельском кругу, слылзаписным красавцем и ловеласом.