Три церкви - Ованес Азнаурян

– Когда приезжает Эрик?

– Завтра.

– Хорошо. Никогда не буду звонить.

– Спасибо, – сказала Анна.

– Не стоит.

Аристакес ушел. Ему было так тоскливо, так тоскливо!.. ЗАЧЕМ Я ЖИВУ? – вдруг подумал он, когда спускался по лестнице. Но ответа не нашел. Он не знал, что старая собака во дворе заскулила и потом испустила дух. Кошка же, прижавшаяся к мокрому дереву, мяукая, затрусила прочь и скрылась в подъезде…

А потом Анна развелась. Аристакес тогда уже был разведен. И Аристакес и Анна встретились несколько раз опять. «Ну и что? – думал Аристакес. – Мы оба люди свободные, разведенные…» И ему казалось, что у него теперь настроение всегда будет отличное, веселое, светлое, искрящееся. Как в тот день, когда солнце пробивалось сквозь полосы жалюзи, и на журнальном столике были две чашки с выпитым кофе, ваза с яблоками, виноградом и еще пепельница.

Он включил музыку, сел в кресло напротив нее и закурил. Каждый раз, когда они встречались взглядом, они улыбались и смеялись. Сердце у обоих все еще бешено колотилось, и оба, как всегда, после любви почувствовали страшный голод. Она дала ему яблоко, он ей – гроздь винограда. Он жадно откусывал яблоко и так же жадно затягивал в легкие сигаретный дым. Они опять посмотрели друг на друга и опять рассмеялись.

– Мы точно сумасшедшие, – сказала Анна, отправляя в рот очередную виноградину.

– Это точно. Но, согласись, было здорово.

– Еще бы! Только я знаю, что мы извращенцы.

Он опять откусил яблоко:

– Не спорю, хотя знаешь ли, все относительно. Мне очень понравилось.

– Мне тоже, – сказала Анна и как-то очень счастливо посмотрела на него. – Такого у нас еще не было.

– Да, не было. Тебе действительно было хорошо? – снова спросил Аристакес.

– Да. Очень.

Они помолчали.

Потом она встала и начала ходить из одного угла комнаты в другой, время от времени подходя к столику, чтоб взять очередную виноградину. И Аристакес почему-то тогда подумал: «Вот сейчас она и скажет…»

Анна посмотрела на него, улыбнулась, все еще весело, но уже с каким-то легким налетом грусти:

– Но это все надо прекращать…

– Согласен, – ответил он. – Так продолжаться больше не может.

– И я об этом. – Анна опять улыбнулась. – Я так рада, что ты так спокойно воспринял то, что я только что сказала!

– Собственно говоря, куда я денусь? Просто на самом деле надо прекращать. Чем раньше мы прекратим, тем нам легче будет жить.

– Согласна. Обожаю тебя, когда ты такой хороший!

– Спасибо.

– Как же мы решим?

– Думаю, мы уже решили: не писать эсэмэс, не звонить друг другу.

– А секс? – спросил он.

– Ты искушаешь меня, – рассмеялась она, и он рассмеялся вместе с ней. – А что секс?

– Ну, будет у нас секс?

– Сам посуди, дорогой, если мы оставим секс, что же тогда мы прекращаем?

– Логично.

– Ведь дело не в эсэмэсках и звонках.

– Да, ты права.

– Так что же мы решили?

– То, что ты сказала.

– Прекращаем?

– Да.

– Ты этого хочешь?

– Нет, но я согласен с тобой, потому что это единственный выход.

– Вот я тоже об этом думаю.

– А ты сама-то хочешь, чтоб прекратили? – спросил он.

Она ответила:

– Нет, не хочу. Но иначе нельзя. Мы погубим друг друга.

– Ты права. И мы уже решили.

– Да. Решили… Господи, как же я хочу тебя!

Она подошла к нему и поцеловала смачно в губы.

– Я хочу тебя! – прошептал он ей на ухо.

Потом они оделись, он опять покурил, и она ушла, спросив только напоследок:

– Так мы решили?

– Конечно, – ответил он, улыбнувшись. – Мы же взрослые люди…

– Правильно.

Анна ушла, и он подумал, что ему теперь с этим жить… И с этим теперь нужно будет справиться…

Он подумал, что будет очень трудно. «Зачем жить?» – размышлял он.

В последний же раз Аристакес встретил Анну в декабре, случайно, на улице, недалеко от Оперы. Они поцеловались, и она сообщила, что едет в Англию. Аристакес вздохнул. Анна была весела и жизнерадостна, как всегда. Ее жизнерадостность являлась одной из причин ее успеха у парней, потому что все они были почему-то грустными, все были поэтами в душе.

– Что ты там будешь делать? – спросил Аристакес. Он был небрит и казался каким-то черным – решил вообще не бриться до Нового года.

Анна улыбнулась:

– Для меня найдут работу. У меня там тетя.

– Понятно. Возвращаться не собираешься?

– В этот ад? – Анна широко раскрыла и без того огромные глаза. – Нет уж, спасибо! Я устала!

– Завидую тебе черной завистью!

– Есть чему, правда?

Проехал троллейбус и застрял на повороте. Штанги не сорвало – значит, электричество вырубилось. Люди высыпали из троллейбуса и стали толкать его к остановке, которая была, к счастью, близко. Аристакесу это показалось смешным, потому что троллейбус был огромным по сравнению с людьми.

– Кого-нибудь видишь, слышишь? – задала она всегдашний вопрос бывших одноклассников.

– Нет, – ответил Аристакес. – А ты?

– Только Эрик иногда пишет. Он уехал в Америку.

– Знаю. Он приходил попрощаться со мной.

– Представляю его лицо. Все еще любит?

– Да. Он вздыхал так, что цветы, которые он мне принес, завяли на следующий же день.

– Цветы были несвежие, – предположил Аристакес, но Анна покачала головой. Она была без шапки, в очках с толстой оправой.

– Нет. Просто Эрик слишком много вздыхал, – сказала она.

– Может быть.

Анна спросила, не пригласит ли Аристакес ее в кафе, но тот ответил, что у него нет денег. С некоторых пор он приучил себя не смущаться от того, что у него хронически нет денег. Они помолчали, потом Аристакес спросил:

– Теперь у тебя период прощаний, пожеланий и визитов?

– Да, – ответила Анна. – Я как раз иду к Нелли. Пойдешь со мной?

– Да. А как она, не знаешь?

– Нет.

Она взяла его под руку, и они пошли. Лед сковал панцирем тротуары, и никто не мог с этим бороться: не было соли. В городе не было соли! По радио советовали гражданам купить новую обувь, чтоб избежать падений. Но люди не могли купить новую обувь – она стоила очень дорого, и, несмотря на то что все ходили не по тротуару, а по проезжей части, падений нельзя было избежать. Анна и Аристакес шли и видели, как падают люди. Упавшим помогали подняться, следовал длинный поток ругательств в адрес президента, и, если упавшим оказывался мужчина, его претензии чаще всего перескакивали с личности президента на личность его матушки. Интересно, подумал Аристакес, знает ли президент, что каждое падение приводит к маленькому антиправительственному митингу? И еще он думал об Анне, которая сейчас шла рядом с ним и которую он хотел спросить кое о чем, но так и не спросил. Он чувствовал, что очень любит ее. Анна была в длинной шубе…