Селянин - Altupi

совсем стемнело, хотя небо на фоне природы казалось светлым. Пели сверчки и цикады, кричали птицы, вились комары. Воздух остыл и стал сырым.

Егор подошёл, молча поднял сапоги и, не обращая внимания на их грязный вид, бережно поставил на дно люльки. Стал её задраивать брезентовой накидкой. Кирилл поднялся, опёрся локтями об открытую дверцу.

— Спасибо.

— Не за что, — буркнул Егор. Закончил с люлькой, обошёл мотоцикл, повернул ключ, и на круглых приборных панелях вспыхнули зелёный, синий и жёлтые огоньки. После наклонился и откинул педаль кикстартера.

— Так и уедешь? — Кириллу стало тоскливо. Не хотелось расставаться.

— Помощи больше не требуется.

Кирилл оторвался от машины и зашёл перед мотоциклом. Егор уже включил фару и переключал какие-то кнопочки на руле, что-то проверяя. Всякие мотыльки так и летели на свет.

Надо было что-то сказать, но Кирилл не знал, как начать разговор. Нормальный разговор, без наездов и унижений.

— Так ты всё-таки гей? — спросил он, будто не бесился с этого всю последнюю неделю.

— Я пидор, — не поднимая головы от регулировки, огрызнулся Рахманов. Гордый.

— Кончай, я же извинился! Ну не понимаю я вас! Я пидоров иначе представлял.

— Все иначе представляют…

— Ну вот, значит, мне простительно… Егор, а… а у тебя есть отношения? — выдохнул Калякин, сам не зная, с чего бы вдруг. Но, наверно, эта ревность подспудно сидит во всех влюблённых. — Не с банкиршей, а с… пацаном каким-нибудь. Голубые отношения.

— Нет.

Облегчение наступило, однако не полное.

— А были?

— Были. Давно. До того, как я вернулся сюда.

У Кирилла обмякли ноги и заныло внизу живота. Он проклинал неразговорчивость Рахманова!

— И… что? Вы просто так разбежались?

Егор посмотрел так пронзительно, въедаясь в самую душу, что стало понятно — не просто так. У таких добрых романтичных натур как Егор никогда ничего не бывает «просто так», а только с полной отдачей, по внутреннему зову. И сейчас его будто ударили по больному. Те отношения, то расставание оставили незаживаемые раны в его мужественном великодушном сердце. Раны, которые он, стиснув зубы, пытается зарубцевать.

В Кирилле забушевала злость, он с радостью прибил бы того урода! Но, вместе с тем, он стушевался, ничего не сказал, ведь никогда не умел говорить слова успокоения. А Егор уже сел на мотоцикл, ударил ногой по рычагу кикстартера. «Юпитер» затарахтел, выпуская из труб клубы резко пахнущих выхлопных газов.

— Я завтра принесу деньги, — сказал Кирилл, чтобы не отпускать его, подольше находиться рядом. Он и так преграждал мотоциклу путь, но для верности положил руку на шарообразную холодную фару. Тусклый свет от неё стал ещё приглушённее, но не мешал видеть красивое испачканное высохшей грязью лицо и необыкновенные глаза, абсолютно чёрные в сгустившейся темноте.

— Я не возьму, — ответил Егор, нетерпеливо поглядывая в сторону вершины оврага, на котором росла чёртова ёлка. Спешит уехать, бросить. Вообще не общаться и забыть, как страшный сон. Придурок! Долбоёб! Не понимает… До Калякина вдруг дошло, что он стоит, пожирает влюблёнными глазами и боится отпустить. Лучше не мучиться, не терзаться сомнениями, признаться сразу — раз и всё.

— Будешь со мной встречаться? — спросить это получилось неожиданно легко, возможно, сказались множественные подкаты к девчонкам в клубах, универе и разных других местах, а также самоуверенность и наглость.

Рахманов не понял. Замер на своём мотоцикле, ожидая подвоха.

— Тебе же парни нравятся, — принялся воодушевлённо пояснять Кирилл, торжественность момента портили только комары. — А я же тебе понравился? И ты тоже мне нравишься. Ты симпатичный, нормальный такой… Будем проводить время вместе… на речку там ездить… вечером, ночью… в гости друг к другу ходить… секс… Ну как?

— Я натуралов иначе представлял, — вернул Егор Кириллу его же собственную фразу, погазовал на холостых оборотах и вывернул руль, чтобы объехать живое препятствие. «Иж» на полметра подвинулся в траву, переваливаясь на скрытых кочках. Кирилл отдёрнул руку с фары и схватил Рахманова за плечо.

— Почему отказываешь? Ты же один тут сдохнешь!

Мотоцикл снова двинулся с места, и Кириллу пришлось разжать пальцы и отойти с дороги. Смесь разочарования и досады клокотали внутри, поднимаясь всё выше. Он вдруг понял ещё одну вещь — не было никакой влюблённости со стороны Егора, он её выдумал, подвёл под наиболее очевидное — раз пидор, то и засматривается на всех мужиков! Нет, оказывается, его пидор проигнорил, пренебрёг! «Даже под дулом пистолета не стал бы трахать»! Обидно! Как же обидно!

— Почему ты тогда приехал мне помогать? — в бешенстве сжимая кулаки, закричал Калякин вслед удаляющемуся по влажной грунтовке мотоциклисту. Егор, к его изумлению, остановил агрегат. Из-за плохой дороги и темноты он не успел далеко уехать, хотя фигура и очертания транспортного средства стали совсем чёрными на фоне такой же чёрной природы, сливаться им не давал только белый луч фары и жёлто-красные огни стоп-сигнала и габаритов.

— Ты не нагрубил моей маме, — донеслось из темноты, и тарахтенье стало громче, чёрный силуэт поплыл дальше, оставляя только этот устаревший звук и щекочущий ноздри ядовитый запах.

Что? Маме? Он попёрся за ним из-за мамы? Вот такое объяснение? Снисходительный ответ? Снисхождение от пидора? А больше вы ничего не хотели?

— Я люблю тебя, придурок! Люблю! Люблю!

Кирилл, не осознавая, что делает, запрыгал по дороге, выкрикивая признания. Ноги поскальзывались на грязи, один шлёпок слетел, голая ступня натыкалась на колючие былки и острые камешки, но он этого не замечал — скакал, кричал, грозил. Пока опять не поскользнулся и не упал, отбив копчик. Только тогда Кирилл утих, да и смысла орать уже не имелось — тарахтенье мотоцикла растворилось вдали.

Посидев на мокрой земле, он снял грязные шорты и полез в машину.

22

Будильник в смартфоне играл и играл, а сам смартфон находился где-то в большой комнате. Ничего, его обычно на пять минут хватает, а потом затыкается и молчит десять минут. Лечь на другой бок и поспать поудобней, как в следующий раз зазвенит, так и встанет, семь часов ведь только, а за Пашкой ехать к десяти.

Искушение поддаться уговорам невыспавшегося организма было очень велико, но Кирилл представлял во что оно может вылиться — закроет глаза на десять минут, а проснётся уже когда у нормальных людей обед. Надо вставать, ведь он вчера сам завёл на это время, просчитав поминутно за сколько помоет посуду, машину, наведёт порядок и доедет до райцентра. Хотя посуда и порядок — фигня, без них можно обойтись, не облезет Пашка, а вот за свою тачку мозг изнасилует знатно. Вчера по темноте носиться с вёдрами и тряпками сил не нашлось, хватило только коноплю выгрузить и разложить в сарае,