Селянин - Altupi

— Да в порядке твоя конопля! — разозлился Кирилл. — Вон смотри! Я с утра на солнце вынес, а измельчённая в сарае в сухом месте. Там ещё есть, что измельчить.

Пашка развернулся к сарайке, увидел на крыше разложенные ровным слоем растения и расплылся в счастливой улыбке.

— Ладно, пойдём похаваем, а потом приступим. Я там из дома гостинцев привёз — оливье в банке, будешь?

Оливье Кирилл любил, только из банки, наверняка плохо помытой Пашкиной бабкой или матерью, есть не очень хотелось. Как и работать по солнцепёку. Началась, блять, каторга…

24

Днём они расслаблялись, ездили на речку, а к шести часам в саду между колодцем и сараем образовался целый завод по производству курительной смеси. На земле были разложены целлофановые листы, на них перенесли высушенную коноплю, отделяли соцветия, листы, стебли, складывали в разные пакеты и ныкали в сарай. Пашка травил анекдоты, радовался как ребёнок. Кирилл же не мог сосредоточиться: полчаса назад, когда он ходил в дом за водой, видел, как Егор провёз банкирше тачку дров. Назад ещё не выходил — калитка не звякала. Кирилл боялся, что Егор опять трахает эту нудную бабищу.

— Вечером надо попробовать, — предложил Машнов. — Ты как, хочешь улететь на облака?

— Вечером? — Кирилл вспомнил про намерение пойти к Рахмановым. — Вечером у меня другие планы.

— Какие это планы? Что за секретики? Любовницу, пока меня не было, завёл? Не Олимпиаду ли?

Пашка заржал, но Кирилл ткнул его в плечо и поднял вверх указательный палец, призывая заткнуться. Пашка притих, тоже стал прислушиваться. Ехала машина, что было совсем нехарактерно для Островка. Тут машина была только у них и у банкирши, но Лариса заперлась в доме с Егором. Один раз приезжал дед на допотопном «Москвиче», к бабке в самом начале улицы, а эта машина, по звуку отечественная, типа «уазика», приближалась. Где-то у коттеджа банкирши мотор замолчал. Послышались хлопки дверей, потом знакомое звяканье калитки, неразборчивые голоса — мужские и один, Ларискин, женский.

— Ёбари? — фыркнул Пашка.

— Пойду посмотрю, — поднимаясь с перевёрнутого ведра, сказал Кирилл. Отряхнулся и пошёл через двор, отсюда ничего не было видно, как не вытягивал шею, и он шагал к калитке на улицу. Голоса затихли, кроме брёха собак вообще звуки пропали. Может, электрики приехали или аварийная водоканала — они обычно на «уазиках» ездят. Или охотники какие-нибудь, грибники, приятели с работы в гости заехали.

Кирилл открыл калитку и… отшатнулся назад. Прямо перед ним возле «Тойоты» стоял мужчина в ментовской форме, который собирался войти в дверь, но не успел. Позади него и на дороге шли ещё трое, двое из них в гражданском, у одного был автомат.

— Стоять, парень, не двигайся, — быстро, но вкрадчивым тихим голосом, проговорил ближний мент. Кирилл побледнел, понял сразу, по какому поводу к ним мусора, ещё раз инстинктивно дёрнулся, чтобы бежать, бежать огородами, прятаться. Но у мента была отличная реакция, он схватил Кирилла за футболку, вытянул со двора и прижал животом к шершавым доскам забора. В следующий момент другие два мента молнией метнулись во двор.

— Пашка! Беги! Мусора! — истошно закричал Кирилл и его толкнули, щека и лоб ударились о забор, под кожу зашли занозы. Сквозь боль и застилавшую глаза злобу он только теперь заметил на противоположной стороне у ворот коттеджа рядом с «Опелем» банкиршу и Егора. Сдал. Егор сдал. Он вчера видел коноплю в машине. Мразь. Пидор. Душить таких…

По заслугам

Щека саднила. Душу же выворачивала иная боль — злоба. Злоба до боли. Аж глазные яблоки сдавливало.

Кирилл вывернул голову влево, чтобы лучше разглядеть крысу, сдавшую его мусорам. Из такого положения были видны только кусты и свисающие ветви берёз и ракит, растущих с их стороны дороги. Сильно скосив глаза, он всё-таки увидел альфонса и его богатенькую спонсоршу. Егор и Лариска стояли на обочине, на узкой кромке, где зелёный ковёр переходит в пыльную жёлтую дорогу. Не разговаривали, просто смотрели на происходящее с ним. Егор был чуть ниже и худощавее местной гром-бабы, почему-то прозванной лесной феей. На нём были всё те же старые шорты, футболка другая, но тоже затасканная до дыр. На ней — подходящий для сельской местности костюмчик «мадэ ин чина» — красные бриджи и цветастая туничка. Вырядилась сука. А он… он навозный пидор.

— Крыса… мразь, — прошипел, прорычал Кирилл себе под нос. Было нестерпимо больно… да ещё в тот же миг последовал ощутимый тычок носком ботинка в голень: державший его мент, видимо, принял ругательства на свой счёт. Ну и правильно, мусор поганый, ты тоже мразь ёбаная!

Но вслух этого Кирилл прокричать, с пеной у рта, не успел. Во дворе послышались шаги, голова одного из побежавших за Пашкой ментов, с коротко стриженными прилизанными волосами, высунулась из калитки, повертелась бросая профессиональный зорко-беглый взгляд сначала на напарника с автоматом, стоявшего у задней дверцы «Тойоты», потом на того, что караулил Кирилла, на всю улицу сразу, включая и «УАЗ-буханку» и ждущих на той стороне людей.

— Всё в порядке, Сергеич? — закончив осмотр, спросил у державшего. — Пойдём тогда туда. Там жопа. Оформлять до ночи. Сука, опять Машка пилить будет… Этого тоже бери, — голова кивнула на Калякина, — и понятых зови… Может, по-быстрому…

Не договорив, голова скрылась. Кирилла толкнули в плечо.

— Ты понятливый или браслетами украсить? — спросил Сергеич.

— Понятливый, — буркнул Кирилл и его сразу толкнули в калитку.

— Побежишь, получишь пулю в ногу.

Кирилл содрогнулся, пошёл. Он предполагал, что его просто пугают. Ещё хотелось взбрыкнуть, закричать: «А вы знаете, чей я сын? Да у вас самих проблемы будут, волки позорные!» Но он молчал и шёл. Где-то сзади шли два мента и понятые. Кто ими выступит, Кирилл знал. И чуть не плакал от бессильной злобы, от боли. Накачивал себя злорадством, что у ментовской падлы будут проблемы с женой или любовницей. Это немного помогало.

Первый мент давно скрылся из виду. Из-за калитки, ведущей в сад, слышался его голос.

— Ебать, Санёк, что за молодежь, — он сделал ударение на последнем слоге, изменив гласную на «е», — пошла? Может, мы с тобой тоже дунем, а? Проверим качество…

Дальше послышался гогот двух мужиков, и Кирилл вышел на пятачок у колодца. Там картина была во всей красе, как он и оставил: огромные листы полиэтилена, на них бурые сухие растения с закрученными в трубочку листьями, рядом наставлены маленькие целлофановые пакетики с измельчёнными стеблями, побегами, листьями. Только двух ментов