Селянин - Altupi

всё это происходит с ним, он никогда не представлял так сценарий своей жизни — в рассвете сил угодить за решётку по делу об изготовлении и хранении наркотических веществ. Влюбиться в самого замечательного в мире парня и попасть в самое унизительное положение на его глазах, унизительнее, чем падение в выгребную яму. Лучше бы утонул в дерьме, чем сейчас скатиться до состояния жалкого слизня.

Кирилл выпрямился, принял свою участь. На Пашку не смотрел, демонстративно отвернулся. Стойко терпел укусы комаров, ему казалось, даже борьба с этими пищащими гадами делает его менее мужественным в глазах Егора, а он в их и так достиг дна. Думал о том, что сказать родителям.

Наконец сотрудники наркоконтроля, или кем они являлись, закончили сбор улик, упаковали всё-всё, включая полусухую траву с крыши, отнесли мешки в машину, всё сфотографировали, записали, провели ещё массу непонятных манипуляций.

— Понятые, — к ним с бумагами шагнул мент в гражданке, которого так никто и не назвал по имени, или Кирилл это пропустил, — всё видели? Претензии, замечания есть? Если нет, тогда прочитайте и распишитесь… вот здесь, здесь и здесь… и здесь, — он ткнул пальцем в каждую из бумаг и передал их банкирше. — Начнём, наверно, с вас, гражданка… Сергеич, Мих, уводите этих…

Последнее предназначалось коллегам в форме и было, естественно, о Пашке и Кирилле. Сергеич кивнул, круговым движением размял шею, подёргал плечами, будто затекли. Спросил:

— Ну что, красавчики, потопали?

Как будто от них что-нибудь зависело! Машнов за спиной что-то пробурчал, матерное, Кирилл презрительно отвернулся от него, всем своим видом демонстрируя, что с уёбищем сзади он не знаком и намерен сотрудничать со следствием. Тоже спросил, вежливо:

— Переодеться хоть можно?

Его заношенные за несколько дней шорты и футболка плохо подходили для сидения на нарах, сейчас он жалел, что отказался от противостояния с комарами, потому что укусы чесались в самых неожиданных местах, например, в паху у правого яичка. Он где-то слышал, что арестанты одеваются в спортивные костюмы и тапки без шнурков, а привезённые Пашкой сегодня утром штаны, водолазка и лёгкие кроссовки лежали на кровати.

Для убедительности Кирилл обнял себя руками, показывая, что замёрз. Солнце уже село, на небе оставалась только светлая полоска у горизонта, дававшая миру немного призрачного света. С наступлением сумерек, кроме крылатых кровопийц, на прогулку вылетели всевозможные мотыльки, выползли сверчки и цикады, вдалеке в деревьях кричали сычи. Лягушки сегодня молчали, должно быть, к дождю.

— Переоденьтесь, — разрешил Сергеич. — Но если вы что-то задумали, то забудьте: темно, случайно налетите на косяк и сломаете по паре рёбер…

— Ничего я не задумал, я буду сотрудничать, — ответил Кирилл, громко, чтобы Егор слышал, чтобы знал, что он не слабак. Однако Егор читал написанные от руки протоколы при тусклом свете фонарика от телефона и то ли и вправду не слышал, то ли не счёл нужным давать понять, что слышал.

— Куда ты денешься, — хмыкнул Сергеич, уходя во внутренний двор. Кирилл направился за ним, третьим шёл Паша, а мент с автоматом Михаил замыкал шествие. Оба полицая попёрлись в дом за задержанными, не отворачивались, даже когда те штаны переодевали. С собой разрешили взять только документы, мобильники, но и их сразу отобрали.

— Опечатывать будем? — спросил Сергеич проходившего по двору Санька.

— Да нахера? Просто закройте, чтобы не растащили. Мы ж не звери.

Он засмеялся. А Кирилл решил, что Пашкины родственники прискачут сюда уже завтра утром, как только тайное про «домик в деревне» станет явным.

Их направили к «буханке». Кирилл пошёл вперёд, чтобы отвязаться от ворчащего, бурчащего, матерящегося Машнова. Из-за включённых в машине фар он не сразу заметил, что в тени между «уазиком» и иномаркой банкирши стояли она сама и Егор. Они о чём-то тихо переговаривались, наблюдали за действиями ментов. Между ними было расстояние, никаких прикосновений за весь вечер, без которых обычно не могут обходиться влюблённые. Лариска замёрзла, перетаптывалась с ноги на ногу, растирала голые предплечья ладонями, иногда отгоняя комаров, однако Егор не проявлял стремления её согреть. Он не любил её, не питал страсти. Сердце Кирилла и щемило, и ликовало. Эта ревность отвлекала от надвигающейся участи. Он думал только о том, что сейчас поравняется с Егором, а потом, под взглядом особенных глаз, его с позором запихнут в чрево ментовской машины и увезут, закроют на несколько лет.

Кирилла догнали шаги.

— Они настучали? — зло спросил Пашка, не пытаясь говорить тише. Лицо его было серым, уставшим, хотя обычно жизнерадостность не покидала его.

Калякин повёл плечом, отмахиваясь, как от назойливой мухи. Пашка не унялся. Они как раз очутились нос к носу с «понятыми» у боковой, ведущей в длинную часть салона дверь. Дверцу кто-то открыл, внутри горела жёлтая лампочка, дерматин на продавленных сиденьях местами был протёрт, наверно, ментовскими задницами, на полу лежал кусок чёрной ребристой резины. В глубине, у задних дверей стражи порядка сложили улики, заняв почти половину пространства. Кирилл это видел мельком, он смотрел на Егора и не мог понять, как же…

— Ну и кто из вас стукач? — с ехидством и надменностью выступил Пашка. — Кто сдал своего? А ещё с бабкой моей здоровались! Анонимный звонок! Что, в открытую накрысячить зассали? Что молчишь, пидор? Жалко, что я не дал Киру тебе накостылять…

Менты не вмешивались, за ними следил только мусор с автоматом, а остальные разговаривали между собой, с водителем, один залез на переднее сиденье, другие что-то ему подавали, спрашивали, смеялись.

Егор только поднял чёрные как ночь глаза… Кирилл начисто растворялся в этих глазах, не мог иначе описать, что с ним происходит, а уж тем более никогда не испытывал такого ощущения, не подозревал, что оно не просто красивая выдумка малахольных поэтов… Лариска качнулась вперёд и будто нависла над Машновым.

— Ты на кого тут пасть открываешь, щенок? Я тебе скажу, кто позвонил: я позвонила! Ишь, устроились, лавочку открыли! Не в моей деревне, понял? Бабке твоей теперь будет о ком поговорить, забудет, как в чужие дела нос совать! А то много про всех знает, а внука наркомана вырастила!

— Сука! — зашипел Пашка, кидаясь на неё, но в этот момент Сергеич перехватил его сзади за локти и не дал распустить руки.

— Тихо, тихо, петушок… Давай… давай, полезай внутрь… Ох и сделают из тебя петушка…

Последнее Сергеич протянул мечтательно, даже воздух носом шумно втянул. Он подтолкнул Пашку к порожку, пресекая иные телодвижения. Калякин чуял, что сейчас наступит его очередь лезть в машину и исчезнуть там навсегда… Он не хотел! Боже, он не хотел! Всё