Селянин - Altupi
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слушай, но почему ты всегда молчишь? Тебе что, трудно ответить? Поговори со мной!
Егор сунул траву в грязь и разогнулся. Устремил смелый презрительный взор, с явным намерением сказать правду, даже зная, что этим навредит себе.
— Мне не о чем с тобой разговаривать. Ты позор нашего поколения. Из-за такого быдла, как ты, нашей стране никогда не видать нормального будущего.
Кирилл задохнулся от негодования, тем не менее срывая траву и швыряя под колёса.
— Я позор? Это ты позор — пидор! Вы, пидоры, разлагаете нашу страну! Правильно вас раньше на лесоповал ссылали! Мужик с мужиком… фу, блять!
— Я ничего не буду доказывать — бесполезно.
— А что здесь доказывать? Вы в жопу ебёте друг друга!
Егор остановился. Его бездонные глаза блестели в лучах заката, чёрная прядь упала на лоб, делая совершенным то, что и без этого было необычайно красиво.
— Ты когда-нибудь любил?
Кидавший по одному камешки Кирилл тоже остановился, с занесённой для броска рукой. Вопрос не застал его врасплох, он всегда знал на него ответ. Собирался поднять на смех, заявить, что не любил и эти сопли для дураков, но вдруг неожиданно для себя понял, что это будет враньём, и, испугавшись этого внезапного осознания, он всё равно ответил отрицательно.
— Нет, конечно, не любил.
Рахманов кивнул, не ожидая ничего иного, вернулся к работе. Но вдруг поднял голову и сказал:
— Когда ты полюбишь, поймёшь, что главное не секс. Секс — это всего лишь способ выразить любовь, быть ближе с любимым человеком. И у геев иного способа секса нет.
И он снова замолчал, отвернулся к репейникам. Кирилл смотрел на его порывистые уверенные движения и, кусая губы, думал, что упустил хороший шанс признаться.
Цена помощи
Из камней и травы над лужей высилась насыпь. Или мостик. Или ковёр. Кириллу было похер как это обозвать, он устал, вымотался, его всё бесило, но в присутствии Егора он не мог проявить слабость. Работал как миленький. Конечно, поглядывая на пришедшего на выручку селянина. Осознавая снизошедшее минут десять назад откровение о трепетных чувствах, привыкая к ним. Поэтому притих и ощущал себя несколько пришибленным.
Егор остановился, посмотрел на результат общих усилий, отряхнул ладони друг о друга.
— Садись, пробуй, — сказал он, потирая ещё предплечьем лоб или смахивая с него пот. Лицо и так не блистало чистотой после возни в пыльных зарослях репейника, а тут на нём и вовсе появились грязные полосы. Кирилл не заржал, как обязательно сделал бы, измажься его городские друганы. Слишком устал для смеха и, по правде говоря, засмотрелся на Рахманова. Вроде всё в парне было обычным, заурядным — ну парень и парень, а вот всё равно в целом он отличался от всех виденных ранее, как природный алмаз отличается от искусственных.
Кирилл спохватился, перестал пялиться.
— Да, сейчас…
Он глянул на ноги, на практически целиком грязные резиновые сапоги, заколебался, снимать ли их. Потом широкими шагами прошёл по бурой жиже к водительской дверце и сел за руль прямо в них — как ни крути, а машину мыть к Пашкиному возвращению всё равно придётся.
Егор отступил ближе к лопухам и безучастно ждал. Молясь, чтобы этот долбанный пылесос сдвинулся с места, Кирилл повернул ключ в замке зажигания. Мотор послушно заурчал. Нога легла на педаль газа, заскользила по ней из-за налипшей на подошву грязи. Кирилл вернул её на место и плавно надавил. Передние колёса яростно завертелись, туша «Тойоты» качнулась, но так и не въехала на твёрдую подстилку.
— Блять, завязла! — в сердцах Калякин ударил по рулю, обиженная иномарка издала возмущённый сигнал, такой громкий и пронзительный, что Кирилл невольно вздрогнул и перестал убиваться. Попробовал ещё раз, результат был тем же. На третью и четвёртую попытки тоже. Хреновый же у него был советчик, сам ни черта не знает, а помогать лезет!
Он сдался и через забрызганное лобовое стекло уставился на Рахманова. Тот как всегда стоял с опущенным взглядом, на этот раз к ближайшему колесу, и чуть покусывал нижнюю губу. Видимо, обдумывал.
— Что делать-то будем? — открыв дверь, раздражённо спросил Кирилл. Обрадовался, что внезапную влюблённость как ветром сдуло. Потом разочарованно понял, что никуда её не сдуло, а раздражение возникло от того, что Егор медлил с планом «Б», хотя он всемогущий и наверняка найдёт выход. Не может такого быть, чтобы не нашёл!
Эти мысли пронеслись в голове за долю секунды, которой хватило не подозревающему о них Егору, чтобы определиться с решением.
— Пробуй ещё, — сказал он, а сам зашагал по грязной луже к заду машины. Бросил взгляд в салон и отвернулся, словно случайно нарушил правило не совать нос в чужие дела.
— Ты что будешь делать? Толкать?
Вместо ответа Егор в наклонной позе упёрся руками в багажник.
— Давай.
Калякин опять уселся ровно, запустил двигатель. Ну же, давай, родная, едь… Езжай, тварь ёбаная!
Мотор пыхтел, колёса жужжали, машина раскачивалась вперёд-назад. Нога нажимала на педаль. Нет, ни туда, ни сюда. Чуть-чуть подвигалась и скатывалась назад. Одной силы Рахманова не хватало заставить эту махину…
Кирилл бросил это гиблое дело, вышел. Оглядел местность в последних лучах заката. Вокруг лужи влажно поблёскивали брызги грязи, кузов был сплошь в грязи, утонул в грязи их настил, и Егор был весь в грязи — шорты, футболка, голые колени, руки, лицо. Он выпрямился, стёр грязную каплю с носа.
— Пробуй. Получится.
— Да не получается ни хрена!
— Пробуй. Не получится, я трактор попрошу. На мотоцикле не вытащу.
Кирилл недовольно сжал губы, но подчинился, признавая его правоту. Надо пытаться, а не лениться и ждать, когда за тебя сделают.
Машину опять качнуло вперёд. Колёса изо всех сил работали, стараясь вырваться из скользкого вязкого плена. Сзади пытался подтолкнуть Рахманов. Он мужик, но какой с него одного толк, тут бы пятерых, троих хотя бы или трактор. Хочется ему мараться? Явно у пидоров всё через жопу…
Кирилл осёкся, вспоминая про порыв влюблённости в Егора. И тут чуть-чуть… Ещё чуть-чуть. Кириллу не показалось. «Тойота» действительно почувствовала под колёсами твёрдую опору, поднатужилась, закряхтела и выехала из плена. Слава богу! Калякин выдохнул и остановился прежде, чем врезаться в стоящий на дороге «Юпитер».
— Ура! — выкрикнул он, высунувшись из салона. Сел боком, ногами на улицу и принялся стягивать сапоги. Облегчение было невероятным, во время форс-мажора, крайнего напряжения и забыл, что они ему маловаты. Теперь разогнуть пальцы и надеть шлёпки было несказанным удовольствием. На улице