Селянин - Altupi

делает? Притворяется, чтобы не обидеть? А как потом берёт за это деньги? Нет, за себя-то Кирилл знал, чтобы он бы схватил шуршащие бумажки и не поморщился, а Егор с его гордостью? Для очистки его совести банкиршей умно придумана схема с заготовкой дров, забиванием гвоздей и прочей мужской «помощью» для дома, но оба ведь понимают, за что в действительности идёт финансирование.

Кирилл вспомнил про вымогание несуществующего долга и разлитое почти целое ведро молока. Литров десять там было… сколько это стоит?

Кирилл задумался, попытался прикинуть, но нет, не знал. Вдруг понял, что не знает ни сколько стоит молоко, сметана, хлеб, огурцы, мясо, рис, яблоки и бананы, ни сколько другие повседневные продукты. Каждый день находил их в холодильнике, в кастрюле, шкафу или своей поставленной под нос тарелке и ел, не задаваясь вопросом цены. В магазин он заходил за бухлом, сигаретами и презиками. Если брал закусь, то редко обращал внимание на ценники, а чаще сорил деньгами, удивляя очередных приятелей и чик.

Были периоды безденежья, были, тут врать не надо. Вместо виски за полтора косаря приходилось брать водку за пятихатку. Ездить на троллейбусе или на хвост друганам садиться вместо рассекания на собственной тачке. Водить тёлочек в кафешки вместо элитных клубов. Безденежье всего лишь означало, что родители дуются за какой-нибудь устроенный в пьяном угаре долбоебизм и урезают бюджет, надо было лишь переждать и вести себя паинькой. При этом набор необходимых для выживания продуктов всегда был на столе, не приходилось гнуть спину, зарабатывать на себя и всю семью.

Все заработки — сродни этой чёртовой конопле…

Вспомнив про злосчастную коноплю, Кирилл заметил ещё несколько вещей. Во-первых, он опять погрузился в размышления о Рахманове. Видел перед внутренним взором его фигуру — тонкую, нечёткую, словно двухмерную. Что-то делающую сильными руками, с уверенным размахом плеч и серьёзным взглядом — как у Чешира, только вместо улыбки в пространстве висели глаза.

С какого хрена думать о нём, а не о друзьях, оставшихся в городе, не о Пашке, не о девчонках? Неужели встреча с его матерью так повлияла? Ну да, собственная-то мать за всё время позвонила всего два раза, проверить трезвый он или в стельку. Отец вообще ни разу не позвонил. Плевать им на сына, считают, что вырос и ему ласка не нужна. Вот пусть и получают, что заслужили. Кириллу было их не жалко.

Или купание в выгребной яме мозги вправило?

Однако резкая перемена в своих суждениях настораживала, откуда-то проклюнувшийся разум был непривычен. Нет, совсем дебилоидом Калякин себя не считал, в душе был трепетным и ранимым. Глубоко в душе. Очень-очень глубоко. Где-то на глубине пятилетнего возраста, а после стал постепенно превращаться в рептилию, неспособную ни сочувствовать, ни сопереживать. В потребителя и вредителя. В эгоистичного паразита, живущего только естественными потребностями — спать, жрать, ебаться. До этого момента его всё устраивало.

Второе, что заметил Кирилл, это свой нос, уткнувшийся в обгаженную клопами бабкину подушку. Брезгливое отвращение сработало моментально, но лень и утренняя расслабленность взяли верх, и он лишь повернул немного голову, чтобы не вдыхать нафталиновый запах. Представил вокруг себя обволакивающее тонким слоем энергетическое поле, позволяющее лежать, греться, но не контактировать с застиранным бельём.

И третье — хотелось отлить. Стояк, если и был, то уже сдулся, можно было беспрепятственно справить малую нужду. Но… лил дождь, и кровать вопреки предубеждениям согревала. Вылезать из тепла ради похода под холодный небесный душ не хотелось. Кирилл терпел, проклиная деревню со всеми её неудобствами.

Наконец припёрло. Переполненный мочевой пузырь так болел, что хоть в кровать мочись. Дождь шумел и бил в окно.

Кирилл встал, впопыхах соображая, что надеть. Выбор был невелик, потому что кроссовки и штаны так остались в тазу у колодца, а одна из футболок и олимпийка — на верёвке, теперь там намокли, конечно. Вот блять!

Вчерашнюю футболку он нашёл скомканной на диване, впопыхах натянул. Валявшиеся там шорты надеть просто не успевал — вылетел через несколько дверей на мокрые порожки веранды, пробежав мимо разбросанных шлёпанцев. Вытащил член из трусов и с наслаждением пустил струю прямо в водопад льющейся из жёлоба воды.

А-аа, замечательно…

Выжав до капли и стряхнув, Кирилл заправил член обратно. Сухие, но пропитанные сыростью порожки стали холодить босые подошвы ног, стоять было невозможно. Кожа покрылась пупырышками. Кроме монотонного звука дождя, на улице не было ни единого звука.

Или… Кирилл прислушался, обнимая себя руками. Да, точно, заводят мотоцикл. Не новенький японский спортбайк с пол-оборота, а старую российскую рухлядь — дрынь, дрынь, дрынь…

Калякин не уходил с холода, ждал. Примерно через минуту «ижак» размеренно затарахтел. Потом, пробуя, несколько раз газанул, и гул начал приближаться. Кирилл шагнул на верхнюю ступеньку, привстал на цыпочки, вытянулся. Над краем забора увидел голову и плечи проезжающего Егора, тот был в шлеме, куртке и дождевике из зелёного целлофана. Вёз на продажу молочную продукцию, выполнял обязательства перед постоянными клиентами — не позавидуешь.

Кирилл вдруг спохватился, хотел предложить отвезти его на машине, даже кинулся вдогонку, но едва холодные капли попали на кожу, вспыхнувший было порыв угас. Да и Рахманов уехал далеко — не бежать же за ним босиком по лужам? Глядя на размякшую дорогу, поникшие деревья, нахохлившиеся дома, Кирилл смахнул с рук и лица влагу, затем отступил назад на веранду. Незачем думать о других, каждый живёт своей жизнью.

20

Когда Кирилл проснулся, светило солнце. Весело светило, ярко. Через окна, прорываясь сквозь листву и тюль, на пол падали косые лучи, в них переливались неведомо откуда взявшиеся микроскопические пылинки. Залитая светом горница напоминала красочную иллюстрацию из книг детских писателей, пропагандирующих счастливое советское настоящее для всего молодого поколения. Это было красиво и по-домашнему. Кирилл даже подумал, что обложной дождь, пасмурное небо и струя с порожек ему приснились.

Подумал и ужаснулся, быстро сунул руку между ног — трусы были сухими. Значит, он не поддался на коварную ловушку, подстерегающую людей во сне. Фух!..

Кирилл размял шею, окончательно понимая, что в действительности просыпался по будильнику в шестом часу и выходил на улицу: он лежал на диване в зале, одетый в футболку, на минимуме звука работал телевизор. Кирилл вспомнил, как смотрел его и заснул. А сейчас было без двенадцати минут час.

— Здоровый крепкий сон — наше всё, — пробормотал Калякин и сел. На смену положения голова отозвалась тупой болью. Много спать не всегда полезно, но сейчас лучшим выходом было придавить обратно подушку и забыться до вечера. Хотя голодный желудок был с этим не согласен.

Кое-как встав, Кирилл отправился на