Записки неримского папы - Олег Батлук

Артем в очередной раз канючил, чтобы я не уходил утром на работу. Заламывал руки, вздыбливал брови, грозно рычал. Я был непреклонен. В итоге Артем использовал последний железобетонный аргумент и пописал мне на брюки (ему как раз собирались надевать свежий подгузник).

Видимо, теперь мне придется кормить его «Вискасом», прятать тапки и чесать за ушком. Очень уж повадки схожи.

С ребенком в доме возвращение с работы – как маленький «Оскар».

Открываешь дверь, затаив дыхание, точно перед выходом на сцену, под софиты. Замираешь перед моментом поворота ключа в замке. Стараешься продлить это летучее ощущение, предвкушение гарантированного счастья. Ключ щелкнул, громкий звук полетел по квартире, ты открываешь входную дверь…

И вот он, как нарастающая волна овации в кинотеатре «Кодак», – топот его башмачков из глубины комнаты тебе навстречу. «Папа, папа!» звучит все равно что and the Oscar goes to.

И вот ты уже делаешь шаг вперед со своей статуэткой в руках, пухлой и смеющейся, снимающей с тебя очки на ходу, и весь мир улыбается и аплодирует тебе стоя.

Я стою в дверях на выходе из дома и никак не могу уйти на работу.

Артем стоит передо мной и не пускает.

И не потому, что ему будет плохо без папы.

А потому, что на папе рваные джинсы.

Артем возмущенно тычет пальчиком в самую большую высокохудожественную дырку, из которой выбиваются красивейшие семейные трусы, и причитает: «Ни! ни!!!»

Ничего человек не понимает в современной моде. Ретроград в колготках.

Как старая бабка, точь-в-точь.

Одно время я очень переживал из-за того, что Артема так сильно огорчают мои уходы утром на работу. Эти жуткие картины: сын вцепился мне в штанину, а я насильно волочу его по полу к двери, несмотря на то что он пытается тормозить о паркет своими крохотными зубками, оставляя маленькие бороздки, – еще долго стояли у меня перед глазами.

А сейчас меня беспокоит ровно обратное. Артем настропалился говорить «пока-пока». В его кавер-версии это звучит «копа-копа», похоже на «копай-копай» – даже в мелочах сынок остается троллем. Ему так нравится это произносить, что малыш даже, я бы сказал, с радостью ожидает моего ухода. Иногда я мешкаю. Старость и невроз навязчивых состояний дают о себе знать. Порой я зависаю подолгу в коридоре, проверяя по карманам ключи, документы и прочие взрослые побрякушки. А маленькие детки, как я успел заметить, жуткие формалисты и бюрократы. Они терпеть не могут, когда нарушается установленный протокол. И вот получается, что Артем уже официально произнес «копа-копа» и торжественно помахал мне ручкой, а я все не ухожу и буксую в своих мыслях. Тогда сын начинает нервничать и властно толкает меня к выходу.

Жена пару раз выходила в коридор на шум и возню. И заставала меня, раскорячившегося в дверном проеме, и Артема, руками и ногами выпихивающего меня наружу.

Вот интересно, как эти мои тексты про Артема повлияют на его жизнь? В том случае, конечно, если у них будет хоть какой-то успех…

Помогут ли? Придет мой Артем, к примеру, на собеседование лет через двадцать. А там кадровичка как начнет падать в обморок «ой, да это же вы, ТОТ САМЫЙ! Который рос таким милым ребенком. Мы вас берем, денег куча, на работу ходить не надо».

Помешают ли? «Ой, да это же вы, ТОТ САМЫЙ! Который доводил доброго хорошего отца, ну, и мать в придачу. Ступайте вон!»

Я молодец, конечно, дальновидно об этом задумался, а главное – вовремя, на середине второй книжки.

«Папа устал после работы», «на работе проблем куча, и тут ты еще», «папе надо поработать, подожди».

Не хочу слышать подобное от себя дома. Моего внутреннего кота постоянно дергают за усы, подбивая сказать это Артему, но я пока держусь. Это моя батарея Раевского, мой Рубикон. Я для себя решил, что за этот рубеж отступать нельзя. «Семья – это главное», убежденно шепчем мы над телами спящих домочадцев, возвращаясь домой с работы в одиннадцать вечера. Перефразируя маленького принца, мы в ответе за того себя, которого привели вечером домой с работы.

Современный офис, нет, не так, современный Офис за день снимает с нас изоленту, и дома близкие получают вместо нас оголенный искрящий провод. Офис – это уже давно новая безбожная религия, это не «просто работа», не надо иллюзий. Недаром бизнес вырос из протестантской этики. Поэтому в офисах так много потенциальных сектантов и латентных маньяков. Это вы нанимаетесь деньжат подзаработать, а кто-то рядом с вами каждый день приходит на рабочее место умирать за разные аббревиатуры вроде KPI.

Офис будет снимать с вас стружку, чем дальше – тем слой потолще. Как в любой секте, Офис станет убеждать вас в обратном. Организует полночные тренинги, на которых докажет вам необходимость оставаться за полночь. Офис любит лозунг: «Мы не просто коллеги, мы – одна семья». Когда Офис заявляет, что вы семья, это обычно означает, что вы будете мыть посуду. А если уж Офис заговорит про важность баланса работы и личной жизни, то все, хана, домой вы больше не вернетесь. Если бы Кафка писал свой «Замок» в наши дни, он бы назывался «Офис». Чудес не бывает. Если вы посадили на голову дятла, можете быть уверены, что он не только будет долбить вам мозг, но и нагадит на темечко.

Кому-то может показаться, что я призываю всех нас работать плохо. Да, вам правильно показалось, я призываю всех нас работать плохо. Я за плохую работу, если это поможет видеть семью по будням, а не только по выходным и большим государственным праздникам. Я за плохую работу, если это позволит сохранять резервы нашей психики к концу дня. Ведь надо оставлять что-то для потенциальных форс-мажоров у близких. Если мы сами возвращаемся на грани истерики, мы вряд ли сумеем вытереть чужие слезы. Я за плохую работу, если хорошая работа, как любовница, причем как страшная любовница, разрушает наш брак.

В конце концов, для меня идеальный баланс работы и личной жизни, если говорить о нем честно, это когда я вечером имею возможность сказать Артему не «папа устал после работы», а «работа устала после папы». А ты тащи сюда свои кубики и промычи мне что-нибудь интересное.

Я пишу в этих книжках разное про Артема. И в итоге, по сумме написанного, какой-то я идеальный получаюсь, как говорил Георгий, он же Гора, он же Жора в фильме «Москва слезам не верит». Этакий пластиковый глянцево-этикеточный папа. Как если бы игрушечный Кен вдруг стал отцом.