Записки неримского папы - Олег Батлук

Может, он у нас Терминатор? Или Электроник, мальчик из чемодана?

Артем подозрительно затих в коридоре. Выхожу проверить.

В коридоре у нас большое зеркало, в человеческий рост. Артем стоит перед ним вполоборота ко мне, и я сбоку вижу, что у сына в руке – мамина губная помада и он красится.

Сердце, конечно, екнуло. Я развернул Артема к себе лицом. Вся физиономия у ребенка – в помаде: и лоб, и нос, и щеки, и подбородок. Все, кроме губ.

У меня отлегло: нормально парень красится, по-мужски.

Артем, как старик Адамыч из фильма «Старый Новый год», «завсегда с народом». Чуть где какое скопление людей – сынок тут как тут. Стоит рядом, водит жалом от одного рассказчика к другому. Все думают, какой развитый мальчик, интересуется беседами взрослых в свои два с половиной годика. Однако дело в другом. Артем поджидает момента, когда в компании засмеются. И уж тогда малыш своего не упустит – это его выход. Он тоже начинает смеяться. Даже не смеяться – ржать. Картинно закрывая лицо ладошками и складываясь пополам. Одновременно сынок довольно бесцеремонно хлопает рукой по ляжке пошутившего взрослого: мол, клевая шутка, братан. Мне часто бывает неловко, потому что я вижу, как иные смущаются. Наверное, им кажется, что этот малолетний Олег Попов их троллит. А что, все возможно, с него станется.

Однажды Артем был с нами в гостях. Принимающая сторона, муж с женой, видимо, до общего сбора успели поссориться, потому что они держались друг с другом натянуто. А тут еще глава семейства плоско пошутил, что, конечно, не улучшает микроклимат напряженной семейной жизни. От неловкости ситуации, от понимания своего фиаско бедный супруг начал хохотать над своей репризой, единственный из собравшихся, в предательской тишине. И тут где-то на уровне колена взрослого человека раздался гомерический писк, как будто тысяча сусликов впервые услышала Петросяна. Все посмотрели туда. Мой Артем в очередной раз исполнил свой коронный номер: зашелся от безудержного постановочного смеха, сложился в пояснице, держась за животик, а потом распрямился и одобрительно хлопнул главу семейства по ляжке.

«Ну вот, – заметила его жена саркастически, – хоть кому-то нравятся твои тупые шутки».

Артем написал свой первый комментарий в интернете. К видео на YouTube. Позволю себе процитировать:

Какая глубокая мысль.

Это еще раз доказывает, что дети заглядывают в бездны мироздания. Взрослым не понять – первознание утрачено.

Артем – ребенок контрастов. Возвышенное и низменное в одном флаконе. Точнее – флакончике.

Однажды он встретил меня с работы на пороге без подгузника и с книгой Барто в руках.

У меня с модой сложные отношения. По правде говоря, никакие. Если бы мы случайно встретились с модой на улице, она бы меня не узнала. Про моду я знаю одно: носки под сандалии надо подбирать тщательно.

Артем пошел в меня. Видимо, даже круглосуточный принудительный просмотр Fashion TV уже не поможет. Гены.

К нам в гости пришли мои родители. Артем удалился в соседнюю комнату – прихорашивается. Как-никак целые бабушка и дедушка пришли: по его меркам – выход в свет, званый вечер. Что там можно с собой делать так долго, ворчал я про себя. Жена вроде неплохо его приодела, новые колготки, ботиночки, маечка с веселым принтом. И так вроде все прекрасно.

Выходит. Интеллигентная бабушка чуть не выронила аперитив. Ботиночки и колготки Артем снял, а маечку с веселым принтом заправил прямо в памперс.

«Мой сын!» – гордо воскликнул я про себя, поправляя носки в сандалиях.

Артем порой любит вспомнить молодость. Почти три года жизни за плечами – серьезный багаж. Сынок встает на четвереньки и начинает ползать. Естественно, в компании. В моей. Артем вообще редко делает что-то один. Он как Фокс-Белявский в «Месте встречи изменить нельзя», ему «одному вышака брать скучно».

Артем опускается на четвереньки и призывно хлопает, чуть не написал «лапой», рукой по полу. Это означает, папа должен становиться в партер и ползти за ним. И мы гордо вышагиваем на четырех опорах вдвоем по квартире, как львиный прайд. Я обычно немного позади.

Как-то раз мы с сыночком в очередной раз играли в этого «Короля Льва». Я плелся за Артемом и вдруг впервые обратил внимание на то, что малыш совершенно разучился ползать. Буксует, путает руки-ноги, еле-еле волочит за собой корму. Я чуть не расплакался от умиления. Вот точно так же Штирлиц смотрел вслед пастору Шлагу:

До того как завязать с алкоголем, я частенько попадал под влияние.

Алкоголь искажал мое восприятие весьма своеобразно: я вдруг обнаруживал на своих собутыльниках корону, а на себе – лапти. «Ты холоп», – говорила мне водка. Поэтому и попадал.

Одно время, уже достаточно много лет назад, я находился под влиянием некого приятеля. Он работал автослесарем и, как полагается всем работникам автосервиса, увлекался психологией. Вообще, это нечто, конечно, – проникновение профессионального знания в любителя. Ему кажется, что он все вместил, а у него по шву разошлось и сзади вывалилось.

Короче, подсунул он мне книжку знаменитого психолога Фрица Перлза. Я взахлеб прочитал, и наутро встал другим человеком. У Перлза это имеется: из него можно состряпать для себя небольшую такую карманную религию. Весь день я ходил наэлектризованный, обнимал облезлые московские тополя, целовал асфальт, гладил дворовых котов. И шептал, шептал, задыхаясь: «Здесь и сейчас, здесь и сейчас…» К вечеру прибежал к своему гуру – автослесарю, заново открывшему мне небо, целовал ручки.

Мы с ним выпили. И за Перлза, и за Фрица.

«Давай поиграем», – внезапно предложил автослесарь.

От неожиданности я икнул. На столе стояла пустая бутылка. На секунду мне показалось, что мы будем играть в бутылочку.

«Садись, расслабься, и говори, что ты вот прямо здесь и сейчас видишь и слышишь. Например, здесь и сейчас я вижу Олега. Здесь и сейчас я ощущаю запах водки», – объяснил правила знакомый.

У меня отлегло.

«Здесь и сейчас я слышу далекий шум в коридоре», – продолжал он.

Входная дверь в квартиру распахнулась, и в комнату ворвалась жена автослесаря, вернувшаяся от подруги раньше времени.

«Опять бухаете?» – закричала она.

«Фу, невротичка, – промелькнуло у меня в голове, – не то что мы».