Записки неримского папы - Олег Батлук

Артем все это время неподвижно стоял перед дедушкой и не дыша смотрел ему в рот.

В его взгляде читалось смешанное чувство восторга и ужаса, которое испытывает начинающий дрессировщик в момент своей первой встречи со львом.

Артем еще не скоро станет Артемом. И хотя у малыша есть официальный документ в виде загранпаспорта, подтверждающий, что этот конкретный коротышка – Артем, для нас он кто угодно, но только не Артем.

Как и все дети его возраста, сынок живет под дождем из прозвищ. Кем он только не был! И «шкет». И «бутус». И «бандит». Ну, это все понятно. И «поджибонси». Это менее понятно. Есть такой городок в Италии, рядом с Сиеной. Маленький и смешной. Прямо как Артем. И «урюк». Тут неясно, это прозвище от жены, все вопросы к ней.

А сейчас Артем – «дуче». Нехорошо, конечно, сравнивать маленького ребенка с Муссолини. Но сынок настолько похоже надувает губы трубочкой, когда злится, что сам виноват.

Что за кликухи, как на детской зоне, подумает кто-нибудь. А я возражу: это милосерднее, чем на греческих островах. Там по традиции новорожденным вообще не дают имени, пока не найдут состоятельного крестного, способного оплатить многолюдные торжества. Некоторые карапузы так и ходят до школы безымянные. Про этот обычай нам рассказал грек-экскурсовод на Корфу, горько заметив, что он сам жил инкогнито до четырех лет. Грека звали Хераклеидес. По мне, так лучше бы он оставался без имени, чем с таким. Для русского уха имя, в котором явно слышится словосочетание «херак», не лучший вариант.

В любом случае наше русское «дуче» не так обидно и унизительно, как их греческое, в период отсутствия имени, «эй, человек, человек, почки одни царице».

Артем приболел. Забился носик. Стал как у заварного чайника – толстый и курносый.

Я лег на ночь один в спальне, жена с сыном – в детской. Спал я беспокойно. Мне снилось, как Дарт Вейдер приближается ко мне на «Звезде Смерти». Его знаменитое дыхание шумело прямо перед моим лицом…

Я очнулся. Дыхание Дарта Вейдера прямо перед моим лицом не прекращалось.

Я продрал глаза. Надо мной склонился Артем. Он проснулся и пошел искать меня по квартире.

Нос у малыша был забит под завязку. Он дышал точь-в-точь как Дарт Вейдер через свой противогаз или что там у него было.

И вот парадокс: Артем дышал, как Дарт Вейдер, а внешне напоминал маленького лопоухого Йоду…

Артем обожает передачу «Спокойной ночи, малыши».

Эту страсть он унаследовал от меня.

День, когда я перестал смотреть эту передачу, стал последним днем моего детства.

Однажды мы с Артемом, как обычно, сели смотреть «Спокойной ночи». И тут сынок спрашивает: «Юша где?»

Я аж подскочил на своем ровном месте. Вот это вопрос! Я ведь сам до сих пор мучаюсь этим вопросом: «Где Хрюша?»

Он ведь далеко не в каждой программе появляется.

А собственно, почему? Он же кукла на ладошке, почему бы ему не присутствовать в кадре постоянно? Мне кажется, эта несуразность нуждается в объяснении. На месте телеканала я бы выпустил пресс-релиз с правдоподобной легендой, оправдывающей постоянные отлучки Хрюши.

Правда, это нетривиальная задача. Как это объяснить?

Хрюша на гастролях? С чужой рукой в своей заднице? Неправдоподобно.

Хрюша в запое? Более правдоподобно, если обратить внимание на постоянные синяки у него под глазами. Но не для детской передачи.

Хрюша в больнице с гипертоническим кризом? Вполне элегантная версия, учитывая пенсионный возраст звездного поросенка.

Но самый красивый вариант, на мой взгляд, это происки конкурентов.

«Спокойной ночи» – это же телевидение, шоу-бизнес.

Здесь возможны любые жестокие сценарии, например как в балете: злоумышленники по просьбе Степашки подсыпают в гримерке в куклу Хрюши битое стекло, и актер перед самым эфиром попадает в травмпункт с порезами руки…

Лицо Артема долгое время оставалось для меня просто румяным блином. Как если бы колобка накачали ботоксом: минимум мимики (написать смог, произнести вслух – вряд ли).

Но в один из дней, внезапно появившись буквально ниоткуда, на лице Артема поселилась вертлявая обезьянка.

Она выдает по десять эмоций в секунду.

С тех пор лицо Артема практически не возвращается в состояние штиля. То по нему пробежит легкий бриз. То прокатится высокая волна, подкинув подбородок до бровей. То по лбу начнут расходиться круги от какой-то булькнувшей в мозг грандиозной мысли.

Порой на лицо малыша ляжет тень, и он какое-то время сидит задумавшись, шевеля в воздухе пальцами.

С тех пор на лице Артема заходит солнце и встает луна, меняются времена года, распускаются редкие, не известные науке цветы.

А иногда, и это самые счастливые моменты, лицо Артема оглушительно взрывается в тебя, как петарда.

И тогда навстречу летят мыльные пузыри и разноцветные шарики, клоуны и акробаты, дрессированные тюлени и жонглеры – весь этот цирк под названием детский смех.

Артем начал протестовать против моих утренних уходов на работу. Энергично размахивает в воздухе руками и всем своим грозным видом требует объяснений.

Как-то я попытался объяснить сыну, зачем я хожу на работу, на простом примере из его жизни.

А ведь не так уж далеко от истины, черт возьми.

У Артема небольшой запорчик. Я на работе, на встрече, нервничаю.

Пишу украдкой под столом сообщение жене в «вайбере».

Она долго не отвечает, нервничаю еще больше. Представляю себе картину распухающего малыша, гигантских хомячьих щек, выпученных глаз.

Наконец приходит ответ.

Вместо жены я впопыхах отправил сообщение товарищу.

А он ничего, молодец, не стушевался.

Читал Артему «Телефон» Корнея Чуковского. И с удивлением обнаружил, что Корней Иванович уже в те далекие советские годы прекрасно разбирался в работе современного буржуазного офиса: