Записки неримского папы - Олег Батлук

Мой Артем и безымянная белокурая девочка.

Он и она.

Ему два, ей четыре.

(Оставим так для красоты мизансцены. Формально моему почти два с половиной, а сколько ей, доподлинно неизвестно, это примерная оценка, но точно старше моего.)

Так она и начинается, эта случайная любовь всей жизни, этот громадный шкаф, который потом не пролезает ни в одни двери – с маленького ведерка, отданного ей добровольно, с пальцев, засунутых и в нос, и в рот одновременно, в забытьи, в любовании ею.

Фоном, конечно, звучит знаменитая мелодия из «Мужчины и женщины» Фрэнсиса Лея: ее ставят феи на крохотном патефончике.

«Как смотрят дети», – пел про подобное Высоцкий.

Да, вот так они и смотрят: остановите космос, я сойду.

Белокурая девочка поманила Артема.

Артем, которого невозможно приманить даже гигантским куском колбасы, на этот раз послушно поплелся.

Я наблюдал на расстоянии, издалека, старый, лишний, отлюбленный.

Вижу, происходит что-то странное.

Девочка уложила Артема на лавочку.

Люди добрые, что ж это делается.

Она что, операцию ему собралась делать? Девочка из семьи медиков?

Фуф, нет, показалось. Девочка погладила Артема по голове и поцеловала в щеку.

Не знаю, как сынок, а я на расстоянии покраснел. Как будто это меня только что поцеловали. Молодец, парень, мачо, любимец женщин, весь в меня. Ну, ладно, кого я обманываю, но пусть хоть кто-то у нас в роду будет мачо, любимец женщин, а не как все мы, по мужской линии, за шторой вечно прячемся.

Артем ничего, держится молодцом, никакой реакции на поцелуй. Не шелохнулся, как будто правда ждет операции. Кремень.

Белокурая девочка тем временем оставила Артема и подошла к своей игрушечной коляске, которую я раньше не замечал. Она достала оттуда куклу, погладила ее по голове и поцеловала в щеку.

Бедный, бедный Артем.

Никакая это не любовь.

Для девочки мой Артем – такая же кукла, только большая.

У нее просто сработал материнский инстинкт.

Артем бегал на детской площадке вдали от меня, но в поле зрения. Он специально уходит подальше. У него преждевременный подростковый кризис. «Предки отстой», «не идите со мной рядом – не позорьте перед пацанами» – вот это все.

Я отвлекся на минутку в телефон, поднял глаза – а моего уже ведут. Девочка лет трех, в ярко-оранжевом, держала Артема за руку, и они мирно шли рядом, как после золотой свадьбы. Сынок, который не терпит над собой никакого насилия и даже ложку с кашей позволяет в себя засунуть только после дипломатической переписки, на этот раз присмирел и покорно топал за барышней, как телок. И не просто топал, а скромно прятал в недрах хомячьих щек победную гусарскую ухмылку.

За ними шла женщина в мехах, видимо, мама девочки. Я помахал Артему. Мама указала дочке на меня. Девочка подвела Артема ко мне, покровительственно кивнула и, довольная до ушей, побежала назад.

«Какая молодец, привела малыша к папе», – сказала ей мама, поправляя меха.

Артем стоял рядом со мной и зачем-то, предполагаю, по инерции, кокетничал с голубем.

И, странное дело, растревожила меня эта пастораль. Представил я, как наяву:

20 лет спустя, звонок в квартиру. Я открываю, на пороге – Артем, прячет в усишках ухмылку. С ним за руку стоит девица, улыбается уже нагло, не таясь (это же с мужской POV[1] история, должна быть щепотка шовинизма). И наверняка, как же может быть иначе, у меня с ними состоится следующий диалог.

«Здравствуйте, – скажет девица, – мы с Аполлинарием будем у вас жить».

«Артем, – обращусь я через нее, как сквозь пустое место, к сыну, – ты зачем ей Аполлинарием назвался?»

«Я подумал, одних усишек будет недостаточно», – стыдливо ответит Артем.

«Решение окончательное», – скажет пустое место.

«А что твоя мама по этому поводу думает?» – снизойду я наконец до нее.

«Мама сказала: хороший мальчик, надо брать», – ответит девочка-катастрофа.

«А она при этом поправляла меха?» – поинтересуюсь я на всякий случай.

«Естественно, – подтвердит девица, – мама всегда так делает, когда посылает меня разрушать жизни невинных мальчиков».

Тут я очнулся. Артем бегал за голубем по площадке, пытаясь убить его детской лопаткой и съесть на ужин. Оранжевой трехлетки и мамы в мехах поблизости не было.

Я отодрал сыночка от площадки, и мы поплелись домой. На ужин мы оба уже нагуляли достаточно. У Артема будет голубь, у меня – персен с бокальчиком валокордина.

В песочнице очередная белокурая бестия разбила Артему сердце.

Он несколько раз решительно подходил к ней и заключал в объятья. Откуда это в нем, до сих пор не пойму, он же не кавказец. Но девочка в любом случае отстранялась. Может, как раз потому, что не кавказец.

Наконец Артем решил испробовать последнее средство и попытался бестию поцеловать. На этот раз девочка не только отстранилась, но и побежала к маме, которая сидела неподалеку на скамеечке.

Артем, недолго думая, запустил ей вслед пластмассовым ведерком. А потом совочком. А затем, когда все метательное кончилось, отчаянно махнул в ее сторону пустой рукой. Ничем в нее не попал – ни ведерком, ни совочком, ни пустотой: и девочка быстро бегала, и Артем отвратительно кидал.

Вот какой темперамент у моего малыша. Чистый огонь.

Горжусь. Нет, не кавказец, берите выше – испанец!

Артем научился отрицательно качать головой – говорить «нет». Все бы хорошо, вот только утвердительно кивать он наотрез не хочет. Получается, как в известном фильме с Джимом Керри «Всегда говори „да“». Только наоборот.

Из-за этого своего бесполезного супернавыка сынок постоянно попадает в неловкие ситуации. Как-то раз на детской площадке Артемом заинтересовался старший товарищ – девочка лет пяти. Иди, говорит она Артему, ко мне на горку. Артем отрицательно качает головой. Побежали на качели, не унимается пятилетка. Отрицательно качает. На, возьми мою лопатку, делает сенсационное заявление искусительница. Снова отрицание.

«Ну, и оставайся здесь один, нехочуха», – в сердцах восклицает девица, берет свою маму за руку, и они удаляются.

Артем отчаянно отрицательно качает головой им вслед. И тут меня осенило. Артем – как половина болгарина. Видимо, жена во время беременности переслушала Киркорова. Его «нет» означает «да», как в болгарском, вот только наоборот он не научился.