Записки неримского папы - Олег Батлук

Язык – это невидимая кровь поколений.

Я укладывал Артема перед сном, лежа рядом. Сынок вертелся, как маленький шашлычок, подрумянивался в темноте. В какой-то момент он привалился ко мне вплотную и положил свою пятерню мне на лицо. Одновременно Артем шумно задышал мне в рот парами выпитого на ночь кефира. Заснул!

Я не мог отстраниться или убрать его ручку из-за опасности его разбудить. Вот так, подумал я, видимо, и чувствуют себя несчастные жены алкоголиков, вынужденные засыпать в объятьях бухих супругов.

Как-то раз Артем приехал с летнего отдыха в деревне в Москву на прививку. Планировалось, что малыш проведет в столице неделю и благополучно вернется на целину пастись на травке.

Довольно быстро я с удивлением обнаружил, что сынок за время пребывания в регионах тайно записался контрактником в детскую армию.

Всю неделю, пока малыш находился в Москве, я прожил как на военных сборах.

Каждое утро Артем устраивал нам подъем в одно и то же время. В 6:30. Бессмыслица строго по расписанию – это и есть основной принцип армии.

После трех дней подобной экзекуции в 6:29 я уже на автомате просыпался сам. Сынок натренировал у меня условный рефлекс. Я слышал, как через стенку в детской скрипит кровать. Через мгновение по полу рассыпалась барабанная дробь Темкиных пяточек по направлению к нашей двери. Артем бежал босиком, но эффект был такой, будто на нем – пара кирзовых сапожек из детского военторга.

Далее практически без изменений повторялся один и тот же сценарий.

Театрально, со скрипом «кто не спрятался – я не виноват», распахивается дверь. Артем подходит к нашей супружеской кровати со стороны жены.

«Мама, вста!» – орет двухлетний прапорщик Батлук.

Ленивый Артем сейчас произносит только первые несколько слогов. Поэтому до конца неясно, «вста» – это простое повелительное наклонение «вставай!» или классическое прапорщицкое «встать!». Прямо как в «Белом солнце пустыни»: «И встать, когда с тобой разговаривает подпоручик!!!»

Артем сначала заходит со стороны жены не случайно. Это главный бастион. Тут самые толстые стены. Если удастся с ходу захватить их, вся крепость падет в одночасье. Но обычно это дохлый номер. Жена то ли и правда спит и не слышит, то ли притворяется мертвой. Есть в дикой природе такой метод противостояния хищникам у слабейших животных.

И тогда сынок обходит кровать по периметру и оказывается с моей стороны.

Я каждый раз пытаюсь честно сопротивляться. Я веду себя как любой вшивый интеллигент в армии: начинаю беспомощно протестовать.

Артем же, в свою очередь, ведет себя как любой стандартный прапорщик при виде интеллигентного нестойкого и дрожащего холодца в очочках: он молча указывает мне пальцем в сторону детской. Там, в детской, машинок – не переиграть и раскрасок – не перераскрашивать. На целый взвод отцов хватит.

И вот неделя прошла, и Артем с женой уехали обратно в деревню.

Мой первый день в раю. Я демобилизовался. Завтра суббота, выходной. Уж я высплюсь так высплюсь. В 11 утра встану. Нет, в 12, назло этому мелкому деспоту в воображаемых погонах. Так я решил накануне вечером и завалился спать с медвежьей грацией в берлогу своей кровати.

В 5 утра у моего изголовья сработал будильник.

Простой такой, обыкновенный электронный настольный будильник с парой кнопок. Он всю жизнь стоял на тумбочке рядом с кроватью, и никто им не пользовался. Накануне своего отъезда Артем возился возле него, пикал кнопочками. «Вот дурачье, как будто чего понимает», – еще подумал я тогда.

«Не буди лихо» – верно в народе говорят. Понятно, что Артем случайно установил будильник на 5 утра. Хотя последнее время эти многочисленные случайности Артема мне кажутся все менее и менее случайными.

В то утро я так и не сумел снова заснуть. Ворочался, ворочался и наконец окончательно встал с кровати.

Как по расписанию. В 6:30.

В ночи из приглушенных колонок поет Filatov & Karas feat. Masha. Тяжелые шторы на окнах плотно задвинуты. На потолке дрожит неверный свет ночника. Размеренно скрипит кровать. На стене буйствуют расхристанные простоволосые тени…

Это Артем танцует гибрид «эх, яблочка», лезгинки и «хавы нагилы», отказываясь ложиться спать.

Еще подростком я выучил много стихов. Не из любви к поэзии, а из любви к девушкам.

Мне казалось, что у мужчины не бывает таких изъянов внешности или характера, которых в глазах женщины нельзя было бы исправить Гумилевым или Есениным.

Стихи не пригодились. Когда наступала пора исправлять изъяны, я от волнения начинал заикаться, тем самым увеличивая их общее количество.

Никогда бы не подумал, что однажды от поэзии в моей жизни все-таки будет какая-то практическая польза.

Что Артем будет прекрасно укладываться под Гумилева.

И окончательно засыпать под Есенина.

В моей примитивной типологии есть два типа детей: ребенок-собака и ребенок-кошка. Ребенок-собака тянется к людям, радуется обществу, виляет хвостом и хочет быть в компании. Ребенок-кошка прячется, ищет укромные уголки, гуляет сам по себе и неохотно выходит в свет.

У меня было кошачье детство. Родители перед сном осторожно доставали постельное белье из стенного шкафа: я мог оказаться среди подушек или в недрах пододеяльника. В деревне я уходил какать подальше от людей, чуть ли не в соседний колхоз, эпично, как уходят умирать слоны. В школе у нас бытовала традиция: именинник приносил на свой день рождения пакет конфет, ходил по классу и угощал одноклассников. Однажды меня обнаружили под лестницей в куче фантиков: я съел все конфеты из своего подарочного пакета, который снарядили мне родители, чтобы они не доставались никому, как бесприданница у Островского.

Артем, в противоположность мне, ребенок-собака. Он звезда вечеринок и свой парень, душа компании и король танцпола. Вокруг Артема всегда клокочет маленький шоу-бизнес. Артем приходит какать к людям: он появляется посреди благородного собрания и усаживается на корточки между взрослыми. Для завершения образа ему не хватает только беломорины.

Однажды я придумал очередную хитрость для укладывания этой динамо-машины. На нашей большой родительской кровати, где засыпает Артем, я соорудил сыну домик из одеяла и подушек. Забетонировал в стену его любимого плюшевого кота, подкрепил конструкцию какой-то взрослой одеждой. Я же сам именно так и засыпал в своем детстве юного подпольщика. Я не сомневался, что эта берлога, эта нора придется малышу по вкусу. Что он тоже будет счастлив спрятаться от мира.