Эллины (Под небом Эллады. Поход Александра) - Герман Германович Генкель

краткую благодарственную молитву Дионису-Вакху благосклонно принявшему жертву присутствующих. Не успели замолкнуть последние слова молитвы, как флейтисты грянули весёлую песню в честь бога. В то же мгновение на подмостках появились две странные фигуры людей, одетых в козлиные шкуры, с длинными хвостами и большими посохами, обвитыми виноградными листьями. Толпа крестьян хлынула к подмосткам и замерла в созерцании священной пляски проезжих скоморохов в честь Диониса-Вакха. Нельзя сказать, чтобы движения танцующих были изящны. Когда же они запели гимн богу, женщины и девушки поспешили покинуть толпу, увлекая за собой детей, которым плоские, неприличные шутки скоморохов не могли быть полезны. Оставшиеся же у подмостков мужчины и юноши громкими криками выражали актёрам своё одобрение...

На лужайке в стороне от этой толпы, там, где лежали большие, вымазанные маслом мехи с вином, собралась кучка молодёжи. Несколько маленьких мальчиков, в одних коротеньких рубашонках без рукавов, с радостным криком сновало взад и вперёд, готовясь принять деятельное участие в состязании. Нужно было вскочить на скользкий полукруглый, гладкий мех и проскакать на нём взад и вперёд на одной ножке. Асклепиад и Никанор вертелись тут же, видимо, сгорая от желания попытать свои силы в захватывающем душу состязании. Поодаль двое других мальчиков с ловкостью заправских акробатов ходило на руках, вниз головой, а несколько сверстников их тут же катились колесом.

В играх, которые начались теперь под звуки всё того же примитивного оркестра флейтистов, приняли живейшее участие даже взрослые: несколько эфебов тщетно пытались, при всеобщем смехе окружающих, пройти по намазанным маслом мехам. Группа молодёжи затеяла игру в жмурки, в которой приняли участие также Писистрат и Ио.

Между тем ночь быстро стала спускаться на землю. Огненный диск солнца уже успел погрузиться на дальнем западе, за синими холмами, в глубокое море, и последние розовые облачка расплывались перед напором тёмных ночных туч. Игры молодёжи на площадке Ликабетта окончились, и подмостки, на которых днём давали своё незатейливое представление странствующие актёры, превратились в ряд столов, за которыми, при свете огромных смоляных факелов, теперь пировали участники празднества Сельских дионисий. Семьи Гиппия и Гиппократа занимали отдельный стол.

Когда, после окончательных благодарственных возлияний в честь весёлого Вакха, все поднялись с мест, Гиппий приблизился к дочери и велел ей подать руку Писистрату. Затем он в сопровождении толпы гостей, в предшествии флейтистов, повёл жениха и невесту к осветившемуся тем временем светом факелов капищу Зевса, где теперь на древнем алтаре лежали венки и гирлянды из листьев и цветов. Тут Гиппий приказал молодым людям опуститься на колени, принял от Левкотеи заранее приготовленные ножницы и, при чтении молитвы Зевсу и Гере, небесной чете, собственноручно срезал у Ио и Писистрата по пряди волос.

В ту же минуту старик Гиппократ подал Ио веретено, а Левкотея Писистрату маленький сноп пшеницы. Обвязав каждый из этих предметов своей прядью волос, молодые люди, при пении гимна Гименею, возложили этот символ своего обручения на алтарь всемогущего Зевса, свидетеля их будущего брачного союза. Гиппий же ещё раз вложил руку Ио в руку Писистрата и громогласно воскликнул:

— Отдаю тебе дочь свою, дабы ты дал государству законнорождённых граждан!

Тем временем толпа на площади перед капищем начала оживлённую пляску. С криками «Эвоэ! Эвоэ! Вакх благодатный!» закружились танцующие под звуки разошедшихся флейтистов. В среде участников Пляски, однако, не было в тот вечер жениха и невесты: пока наверху, на площадке Ликабетта, шло шумное веселье, они незаметно спустились вниз к домику или, вернее, к его тёмному, густому саду, где сели, крепко обнявшись, под тем развесистым вязом, который уж столько раз слышал их страстные клятвы в вечной Любви.

На следующую ночь по тёмным улицам Афин продвигалось свадебное шествие. Впереди с громкими песнями шла толпа юношей — товарищей и сверстников Писистрата, с горящими факелами в руках. Тут же несколько человек под звуки флейт плясало свадебный танец. Между Гиппием и Гиппократом, разодетыми в наилучшие и совершенно новые, светлые одежды, выступал жених, на голове которого покоился большой венок из роз и мака вперемежку с миртами. За ним следовала толпа девушек, подруг невесты, с гирляндами через плечо. Дальше мерно выступала маленькая девочка, державшая в руках решето и амфору, символы хозяйственности молодой. Непосредственно за ней шествовала пара совершенно белых иолов с вызолоченными рогами, запряжённых в высокую, украшенную зеленью колесницу, на которой в богатейшем наряде, с маковым и миртовым венком на Голове и вся украшенная ценными золотыми ожерельями и запястьями, восседала, рядом с Левкотеей, зардевшаяся от счастья Ио.

Весёлое шествие замыкалось толпой гостей и кучкой рабов, нёсших в руках огромные смоляные факелы, которыми они усердно освещали дальний и не везде лёгкий путь. Звуки флейт и весёлые песни Юношей привлекли на улицу массу любопытных, часть Которых с песнями примкнула к свадебному кортежу. Женщины, с особенной быстротой выскочившие при Первых звуках флейт на улицу, ещё долго продолжали стоять на порогах домов своих, провожая глазами свадебное шествие, даже тогда, когда последние факелоносцы успели завернуть за угол соседней улицы и скрыться из вида.

Между тем кортеж успел миновать Пникс и приближался к дому Гиппократа. Уже издали дом этот можно было узнать по тем двум огромным кострам, которые были разложены у входа, и по гирляндам, обильно украшавшим главную дверь жилища. На пороге стояла высокая старуха, мать Писистрата, благородная Левкиппа, оставшаяся в Афинах, чтобы приготовиться к свадебному пиру и достойно принять новобрачных. Рядом с ней, с небольшими корзинами, наполненными плодами, одетые в праздничные одежды, видимо сгорая от нетерпения, стояли оба брата невесты, Никанор и Асклепиад. Нечего и говорить, что по всей улице и особенно вблизи самого жилища Гиппократа, толпилось огромное множество народа, преимущественно соседей и добрых знакомых Писистрата.

Вот голова свадебного шествия прибыла к дому. Молодёжь быстро образовала полукруг перед входом, и колесница остановилась у самого порога. Писистрат помог своей матери сойти с него, а Дропид, один из наиболее близких друзей жениха, исполнявший в этот вечер обязанности главного дружки, быстро снял с колесницы Ио и подвёл её к Писистрату. В ту же минуту хор юношей и девушек, под аккомпанемент флейт, грянул первую строфу свадебного гимна, призывая на новобрачных благословение Зевса и Геры, Артемиды, Афродиты, парок и граций,