Пение пчел - София Сеговия

Поспешная свадьба вызвала небольшой скандал. Добропорядочные горожане заявляли, что жениться в отсутствие матери жениха, да еще в разгар эпидемии, унесшей столько жизней, – дурной тон, следовало бы, как принято, выждать год траура и отменить все общественные мероприятия. Тем более такие шумные и веселые, как свадьба. Злые языки отметили дерзость новоявленной пары, отправившейся после воскресной мессы под венец, и усомнились, не в положении ли невеста, и вообще, когда они успели?

Бабушка обратила внимание, что, спрашивая о рождении очередного внука, знакомые производят мысленные подсчеты, однако ее это мало волновало. Она была рада, что в сложившихся обстоятельствах не требуется скрывать рано наступившую беременность, отсылать куда-либо сына и его супругу вплоть до рождения ребенка. Семьям надлежало держаться поближе друг к другу: человек никогда не знает, что ждет его в будущем. Новый внук заставил ее понять, что, какие трагедии ни происходили бы с ними, жизнь продолжается.

В первый день по возвращении, когда мама отправилась к Эспирикуэте выразить соболезнования, отец поехал в центр города. Он надеялся, что Линарес изменился с того дня, когда он проезжал по его улицам, чтобы забрать дочерей, но даже его поразила царившая там суета. С Карлосом Тамесом, мэром города, они пересеклись возле почтового отделения, в двери которого то и дело входили и выходили люди. Они торопливо поприветствовали друг друга, чтобы следовать дальше каждый своей дорогой. Отец спросил его вслед, работает ли почта.

– Частично, – ответил мэр.

Сотрудников набрали, но, поскольку работа только налаживалась, людям приходилось самостоятельно забирать письма и телеграммы.

– Тебе понадобится повозка, – сказал мэр и удалился.

Смысл его зловещего и таинственного предупреждения отец понял, оказавшись в помещении почты и увидев, что там его ожидает. Возвращаясь домой, он пережил один из худших моментов своей жизни.

К ночи он немного успокоился благодаря маминой поддержке. Внезапный взрыв отцовского гнева, несвойственного ему обычно, отвлек ее от собственной, не менее неожиданной ярости, вызванной визитом к Эспирикуэте и нараставшей постепенно. Весь остаток жизни она укоряла себя за это: как могла она допустить подобное? Почему ничего не сказала ему, когда еще можно было все исправить? Почему важные вещи мы понимаем, лишь оглядываясь назад, а затем наполняем свою жизнь сослагательным наклонением. Из-за слепоты, что бывает, когда живешь настоящим, в тот момент победил отец: его праведный гнев был сильнее маминого.

В тесноте почтового отделения Франсиско Моралес подивился как общей неразберихе, так и обилию новых лиц. Прежних почтмейстеров видно не было, однако новый администратор показался ему знакомым; чуть позже он сообразил, что это бывший начальник бригады мусорщиков. Для растущего города вполне естественно назначить шефом человека, который знает все улицы и районы и с успехом заменит того, кто, исправно проработав двадцать лет, сгорел, зараженный отравленным письмом или смертоносным кашлем, которым на почте зашлась донья Грасиэла, не успев достать вышитый платок. Вслед за ним в могилу отправились его подчиненные; один из них, Альваро, – герой или идиот, в зависимости от того, кто пересказывал эту историю, – вышел из затвора, вняв призыву отца Эмигдио отправить две телеграммы, ставшие для него смертельными.

Теперь среди сотрудников на почте были одни новички в непростом деле приема, доставки и сортировки писем. Они знали улицы, но сначала им следовало понять почерк отправителя, аккуратный или не очень. Из-за лавины писем, которые поступали или требовали отправления после того, как почта возобновила работу, им казалось, что они того и гляди захлебнутся в море бумаги. Никто не знал, с чего начать, их ожидали скопившиеся за три месяца поздравления, соболезнования, известия о кончине, прерванные деловые переговоры, признания в последнюю минуту жизни и прочее.

В дополнение к замешательству новоявленных сотрудников почты нужно добавить отчаянное желание жителей Линареса получить новости от родственников и друзей, ведь с помощью писем они надеялись закончить опись выживших. Толпясь в тесном пространстве почты, клиенты требовали, чтобы именно их обслужили в первую очередь.

Франсиско решил, что вернется через день-два. Он не полезет в эту человеческую кашу, которую представляло собой почтовое отделение. Повернувшись, чтобы уйти, он услышал почтмейстера:

– Дон Франсиско, не уходите! У нас есть для вас письма. Ну, часть писем. Может, когда мы разберем всю эту кучу, найдутся еще. Но эти письма у нас уже давно. Заберите их поскорее. Освободите нам хоть немного места. Эй, сынок, а ну-ка неси сюда письма для дона Франсиско! – крикнул Хоакин Боланьос помощнику и вновь повернулся к Франсиско. – Их прислали из Монтеррея.

Юноша вернулся с мешком из белой ткани, похожим на наволочку, но внутри оказалась не подушка, а прямоугольники тонкой бумаги, крепко перевязанные, чтобы никто не мог прочитать их содержание. Присутствующие, которые с нетерпением ожидали свои четыре или пять писем, недоуменно переглянулись: кому и о чем понадобилось столько писать?

– Это все мне?

– Видите ли, не совсем вам. Но для одной из ваших.

– Что значит – одной из моих?

– Одной из ваших дочерей.

– Не может быть. Здесь какая-то ошибка.

– Никаких ошибок. Мы их перебрали одно за другим. Все точно. Восемьдесят девять писем для сеньориты Кармен Моралес Кортес…

Франсиско взял мешок и прислушался к тому, о чем перешептываются люди. Впрочем, слушать было необязательно, он и сам догадывался, о чем речь: «Любовные письма для Кармен Моралес. Интересно, от кого? Ответит ли она на них?»

Машину он оставил рядом с площадью, собираясь продолжить путь и навестить тех, кого планировал повидать в тот день. Потому, выйдя с почты, он направился к машине, кинул на сиденье мешок с письмами и уселся за руль. В нос ударил запах бумаги и чернил. Вне себя от ярости, он забыл о предстоящих визитах и поехал домой, сгорая от желания узнать, что за человек посвятил ей столько строк и какого черта имя его дочери теперь перелетает из уст в уста.

Когда Франсиско вернулся, ни Кармен, ни Консуэло не было дома. Няня Пола сообщила, что они отправились с визитом к близняшкам Ардинес, а Беатрис еще не вернулась от Эспирикуэты. Оставшись в одиночестве, он просмотрел письмо за письмом, убедившись, что они действительно адресованы Кармен и отправитель один и тот же – Антонио Домингес Гарса. Целое состояние было потрачено на почтовые марки для писем, которые Франсиско не терпелось сейчас сжечь, не вдаваясь в подробности.

Он затопил камин. Было бы очень легко сжечь их все сразу, наблюдая, как они пылают в камине. Так же просто было бы открыть их одно за другим и выяснить, что именно пишет этот Антонио его дочери. Но делать он этого не стал, как бы ему ни хотелось. Нельзя ни открывать, ни читать чужие письма без спроса, напомнил он себе. Распечатать конверты Франсиско помешало воспитание, однако ему страстно захотелось что-нибудь пнуть. Вот бы найти что-нибудь твердое, например Антонио Домингеса, но за неимением последнего он принялся за груду писем, образовавшуюся на полу после того, как он одно за другим вытаскивал их из мешка. От яростных пинков конверты полетели во все стороны, усеяв собой пол в кабинете.