Расчет с прошлым. Нацизм, война и литература - Ирина Млечина

«Голос совести в этой стране еще не проснулся», – продолжает Когон. После дифференцированного и критического анализа тезиса о «коллективной вине», о методах «воспитания и просвещения», которыми пользовались союзники, он все же выражает надежду, что «оглядываясь назад, Германия поймет самое себя», что «искаженное лицо» страны вернет себе человеческие черты. И тогда, считает он, стране «не надо будет бояться судей, потому что она честно осудит себя сама». Ей придется признать все «заблуждения, преступления, кровавую вину, позор и нищету», чтобы обрести «свободу и человеческое достоинство». И в первую очередь это касается «поэтов и мыслителей», страной которых когда-то считалась Германия. Особенно это относится к тем из них, кто оставался там в нацистские времена и кто должен был бы устроить «судный день» над самим собой. Некоторые из них действительно стремились честно подвести итоги, некоторые «слезливо оправдывали себя, многие молчали».

Одним из таких «великих молчунов» был уже упомянутый философ Мартин Хайдеггер, имевший «общие корни» с немецким фашизмом (как пишет уже другой автор). Общие корни произрастали из того же иррационализма и той же «опасной романтики, смешанной с национализмом и неприязнью к инакомыслящим». И хотя нацизм не был ни философией, ни мировоззрением, он прошел «практическую проверку» в газовых печах Освенцима и Терезиенштадта. Так что поворот «фрайбургского мыслителя» к немецкому фашизму не был случайной ошибкой…

Вступительное слово к вышедшему впервые в ноябре 1945 года журналу «Ди Вандлунг» (это слово означает нечто очень важное для той поры: изменение, перемена, преобразование) написал другой видный немецкий философ – Карл Ясперс. В отличие от своего коллеги он занял принципиально иную, позитивную позицию по отношению к необходимости коренного поворота Германии к подлинным человеческом ценностям. «Мы потеряли почти все: государство, экономику, обеспеченные условия физического выживания и, что еще хуже, действенные и всех нас связующие нормы, моральное достоинство, объединяющее самосознание народа», – пишет Ясперс. Он вспоминает финальные строки стихотворения Андреаса Грифиуса, поэта времен Тридцатилетней войны, «Слезы отечества, год 1636», отразившие кровавый опыт того времени: «Но что позор и смерть, что голод и беда, /Пожары, грабежи и недород, когда / Сокровища души разграблены навеки?!» (Пер. Л. Гинзбурга).

Фигура Карла Ясперса, его высказывания чрезвычайно важны для Германии тех лет. Особенно это касается его работы «Вопрос о вине». О ней необходимо сказать подробнее. Но сначала приведем выдержки из ответа Ясперса известной норвежской писательнице Сигрид Унсет, которая во время войны, в знак протеста против фашизма, эмигрировала из Норвегии в США. 25 ноября 1945 года она весьма пессимистически высказалась в газете «Нойе цайтунг» о «перевоспитании немцев», заявив: «Величайшее препятствие на пути перевоспитания Германии – не идеология немцев, а их дела, совершенные под воздействием этой идеологии».

Карл Ясперс, согласившись с «бесконечно оправданным возмущением» Сигрид Унсет, призвал тем не менее к «примиряющей человечности». «Кто осужден без всякой надежды, – писал Ясперс, – тот уже не может отвечать. Ему остается в полнейшем бессилии сохранять бесконечную покорность и терпеть, если он хочет жить. Но наше положение не таково. Державы-победительницы, народы которых признают права человека и уважают их даже по отношению к виновному, сказали нам: немецкий народ не должен быть уничтожен; это значит, что нам дан шанс жизни. И немецкий народ следует перевоспитывать, это значит: мы имеем возможность снова воссоздать наш собственный, добрый духовный мир и развивать его».

Конечно, слова о «добром духовном мире» в контексте 1945 года кажутся наивными и прекраснодушными. Но Карл Ясперс все объясняет. «Мы должны разобраться в преступлениях национал-социализма, – пишет он, – понять корни и обстоятельства этих преступлений, вообще возможность этого режима как результат духовной готовности во всех кругах нашего населения, понять сегодняшнюю политическую реальность, понять окончательный политический крах Германии со всеми его последствиями. … Все это мы должны ясно видеть. Любое несчастье, которое постигнет нас в результате этого краха, вынуждает к выводу: вот куда привел нас национал-социализм, все это стало возможно потому, что дух повиновения без всякой критичности передоверил все фюреру. Но этот вывод стал бы новой опасностью, если бы кто-то решил оправдываться тем, что вся вина лежит на Гитлере. Это так же недопустимо, как раньше любой отказ от собственной свободы и растворение в абсолютной покорности. Осмысление действительности, в которой мы оказались, только начинается. Мы должны довести его до глубин своей души…

Мы слышим заклинающие слова: «Погибли четыре миллиона немцев, не может быть, чтобы они погибли ни за что, должен же быть какой-то смысл!» Ответ: смысл этих смертей невозможно объяснить какими-то мировыми целями. Страшный факт, в котором мы едва решаемся признаться себе, заключается в другом: около четырех миллионов немцев погибли во имя государства, которое методически уничтожило около четырех миллионов безоружных евреев, среди них примерно полмиллиона немецких евреев (в ноябре 1945 года Карл Ясперс еще не располагал точной информацией о количестве уничтоженных в концлагерях евреев, которое значительно превышало названную им цифру; это, кстати, касалось и числа убитых немцев. – И. М.); государства, которое с 1933 года подвергло мучениям в концлагерях и частично уничтожило десятки тысяч наших сограждан; которое превратило собственный народ в массу рабов; которое развязало террор, вынуждавший каждого – в страхе – заставлять другого совершать определенные недопустимые поступки; которое искореняло все, что было в Германии истинного и доброго, и победа которого, насколько можно предположить, означала бы конец всего немецкого. Все это мы должны видеть очень отчетливо… Задача заключается в том, чтобы строить нашу немецкую жизнь на основе правды.

Второе: мы должны научиться говорить друг с другом. Постараемся, насколько нам удастся, вступить в честный разговор обо всем, что упомянуто выше…

Теперь, в нашей беде, мы чувствуем сильнее, чем когда-либо: высокие духи наших предков снова хотят говорить с нами и высветить истинную суть совративших нас антигуманных идолов. Германия Гитлера – не наша Германия. Но Германия родила этот режим, терпела его и участвовала в его делах, активно или из страха. Мы не можем уйти от ответственности…»

Как и многие представители антифашистской интеллигенции, искренне намеренные способствовать коренному духовному пересмотру прошлого и разрыву с ним, Ясперс, не признавая «коллективной вины», более всего настаивает на признании вины индивидуальной, на самоответственности каждого. Пробуждение самоответственности, которая достигается самовоспитанием, – вот главное, к чему необходимо стремиться. В упоминавшейся книге «Вопрос о вине» Ясперс говорит о дифференциации «немецкой вины», о разных ее проявлениях, призывая к искреннему осмыслению индивидуальной роли каждого в событиях недавнего прошлого и способов выхода из «немецкого тупика». Этот мотив на долгие годы определит характер литературы ФРГ.

Ставший образцом подлинной национальной самокритики трактат Ясперса в очень большой степени стимулировал процесс самоосмысления в немецком обществе, прежде всего среди интеллигенции. Своей обращенностью к индивидуальному миру человека, к проблеме индивидуальной ответственности за принимаемые на трудных перекрестках жизни решения он сохраняет актуальность и поныне.