Пять шагов по облакам - Татьяна Устинова

Нельзя быть таким размазней. Что вы, ей-богу, юноша!.. Ну,растерялись в первый момент, а дальше-то что?.. Нужно защищаться, тем более выни в чем не виноваты! Впрочем, защищаться нужно, даже когда вы виноваты, это явам точно говорю!

Все обошлось, но тогда первый раз в жизни Саша Константиноввдруг почувствовал, что любой человек может сделать с ним все, что угодно,просто потому, что он, Саша, никто, ноль без палочки или как там ещеговорится!..

Он понял, что помощи ждать неоткуда, декан АлександрИванович — его неслыханная жизненная удача, ангел-хранитель, подмигнувший справого плеча! Если бы не он, Сашу расстреляли бы в тесной комнатке с толстымикрашеными стенами, которые не пропускают звуков и с которых легко смыть кровь.Его расстреляли бы, и отволокли тело, чтобы освободить место для следующегоотправляющегося на тот свет, и деловитый лопоухий сержантик с подшитымворотничком и закатанными рукавами шваброй смыл бы с цинкового пола его,константиновекую, черную кровь!

Он понял, что всегда и везде должен надеяться только насебя, не подмигнет ему больше ангел-хранитель, он и так сделал для Саши большеположенного!

Саша решил, что в другой раз не дастся — никогда и никому.

Он быстро и успешно закончил МГИМО, стал бешено делатькарьеру журналиста-международника, никому не доверяя и ни с кем и ничем неделясь.

С тех пор и навсегда он усвоил, что правила существуюттолько для бесправных. Те, у кого есть права, никаких правил могут несоблюдать.

Те устанавливают свои правила. С некоторых пор СашаКонстантинов стал устанавливать собственные правила и совершать собственноеправосудие.

Он проснулся на заднем сиденье чужой машины, тяжело дыша.Лоб был мокрый и ладони липкие.

Как же это вышло, что он заснул, да еще вспоминая то, давнееи неприятное? Теперь весь день будет думаться об одном и том же, и ни на чемсосредоточиться он как следует не сможет!

Телефон трясся в нагрудном кармане, он выхватил его липкимипальцами, увидел, что звонит Любанова, и не стал отвечать.

Может, в редакции и считается, что он собственность главной,но он, Александр Константинов, так не считает. Валерия Алексеевна вполне можетобойтись без него какое-то время.

Он добрался до дому, расплатился и вышел из такси.

То, что в доме у него кто-то есть, он понял сразу. Форточкана кухне была чуть приоткрыта, посверкивала на солнце. Уезжая, он сдал квартируна охрану, и никого не должно в ней быть, даже родители, у которых естьзапасной ключ, не могли просто так зайти в квартиру сына!

Машина у него за спиной разворачивалась, расплескивая лужи,и он поймал себя на мысли, что хочет остановить ее, прыгнуть в салон и уехатьот греха подальше, на работу, туда, к Валерии Алексеевне, про которую он толькочто думал, что она вполне может без него обойтись!

Оказалось, что он обойтись без нее совсем не может.

Константинова остановило то, что ему стало… неудобно. Аводитель? Что про него подумает водитель?!

Выращенный в благополучнейшей инженерно-технической семье,где мама почитывала на ночь Лескова, а отец по выходным шкурил самодельныйавтомобильный прицеп, на котором предполагалось выезжать с семьей в долгиепутешествия, Константинов очень часто делал или не делал что-то из-за того, чтоему было «неудобно».

Взглядом исподлобья он проводил потрюхавшую мимо него машинуи вновь посмотрел вверх. Форточка определенно была открыта.

Он моментально вспомнил события последних дней, всесопоставил и перепугался.

Перепуганный креативный директор издательского дома «Властьи Деньги» остался один посреди сталинского двора, засаженного чахлыми липами, скруглой клумбой, разрытой автомобильными колесами посередине.

Можно ничего не делать. Можно выйти на проспект, остановитькакую-нибудь другую машину, перед водителем которой не будет неудобно, и уехатьв редакцию, а оттуда позвонить в милицию. Сказать, что у него дома воры.Приедут менты и во всем разберутся. Сами, без него.

Скорее всего, он так бы и сделал — не геройствовать же напустом месте, в самом-то деле! — если бы не… Если бы не все те же событияпоследних дней, о которых он вспомнил с таким детским потным испугом.

Если он уедет в редакцию и станет оттуда звонить, все узнаютто, о чем знать не должны.

Значит, он не уедет.

Он поднимется в квартиру, даже если это обернется для негобедой. В конце концов, он уже давно не тот беспомощный студент-третьекурсник,спасать которого пришлось декану Александру Ивановичу!..

Должно быть, это было самым глупым решением в жизниКонстантинова, и ему даже показалось, что в голове у него как будто развернулсяплакат с надписью «Глупое решение!», но он пошел наверх.

Он не стал вызывать лифт, чтобы не приехать слишком быстро.Он шел, считая ступеньки, шел медленно, смотрел на сверкающие носы своихначищенных ботинок и с ужасом думал, что отступать ему некуда.

Он сам решил… идти. Теперь убежать — значит струсить, а онне должен трусить, даже перед самим собой. Особенно перед самим собой!..

Он же… воевал когда-то. То есть не воевал, но видел войнусвоими глазами и так близко, как не должен видеть ее ни один нормальныйчеловек.

Широкая лестница сталинского дома пологой волной возносилаего все выше и выше. Константинов шел все медленней и медленней. Шестой этаж.Не слишком высоко и не слишком низко.

На просторной площадке было светло и как-то оченьторжественно, как на выпускной школьной линейке. Константинов долго не могпонять, почему, а потом понял — окна помыли, и солнечный свет оказался легким ирадостным, каким-то воздушным. Далеко внизу, как из бочки, глухо лаяла собака,и он пожалел, что у него нет собаки.

Так. Он готов ко всему. Нужно собраться с духом, и все.

Решительным движением Константинов вставил ключ в замок,повернул его и вошел.

В квадратной просторной прихожей тоже было солнечно и тихо,и торжественно, как на площадке, но все же что-то изменилось, и он сразу этопочувствовал.

Его портфель, который он поставил у стены, исчез.

Он поискал глазами — нет портфеля! А должен быть, он всегдаставил его на одно и то же место! Если бы Саша мог, он испугался бы еще больше,но у него уже не было сил пугаться. Что бы там ни происходило, кто бы там нибыл, в его доме, он сейчас все узнает.

Пан или пропал!..

Очень тихо и осторожно Константинов двинулся внутрь своегодома, который вдруг стал для него враждебен, и не просто враждебен, а как-топодло враждебен, потому что он все еще продолжал прикидываться его домом. Онвошел в коридор и увидел тень, которая плотным пятном лежала на белой стене.