Пять шагов по облакам - Татьяна Устинова

То есть на самом деле. То есть именно так оно и вышло. Бездураков.

Наверное, его посадили бы и расстреляли, тогда еще былирасстрельные статьи, — да и без статей изнасилование дочки «члена»… шутка ли! —если бы не вмешался декан Александр Иванович.

Декану Александру Ивановичу не было никакого проку от студентаКонстантинова. Одна морока, а проку никакого. Ни денег, ни славы этот студентне мог бы добавить декану, но почему-то тот студента пожалел. Или он простооказался порядочным человеком?..

Декан Александр Иванович на своей собственной черной «Волге»приехал к дому родителей Константинова в Бибирево, долго вылезал из нее, авылезши, также долго оглядывался по сторонам, неспешно и с усмешечкой, какбудто все увиденное его страшно забавляло.

Константинов смотрел на него с балкона. Тогда он все дниторчал на балконе, твердо решив, что выпрыгнет в ту же секунду, как только заним придут из милиции. «Дело» раскручивалось, и прийти должны были уже вот-вот.В комнате, за стеклянной балконной дверью, пыльной от липового цвета, которыйлетел от пахнущих медом и лугом деревьев, постоянно плакала мать. А когда неплакала, все звонила по знакомым, все искала кого-то, кто мог бы «помочь», всебестолково предлагала деньги, и все время разные суммы, очевидно, от отчаяния.Однажды предложила почему-то сто двадцать семь рублей и сорок копеек, или этовсе, что у них с отцом было?..

Александр Иванович, вдоволь наоглядывавшись и наусмехавшись,остановил какую-то бабуську, тащившую из гастронома пудовые сумки то ли ссахаром, то ли с мукой, и стал неслышно о чем-то ее выспрашивать. Константиноввсе смотрел, свесившись через перила и лениво прикидывая, прыгнуть ему уже илипока воздержаться.

Он даже представил себе, как летит, раскинув руки, лицом кземле, и в груди у него замирает и останавливается сердце, и он чувствует, каконо замирает, как ударяет в последний раз, и он знает, что больше оно уже неударит, и нужно пережить еще только одно — удар об асфальт, после которого ему,Константинову, станет наплевать на милиционеров и на Алису Брушевскую!..

Должно быть, он думал об этом долго, потому что вдругАлександр Иванович оказался у него за спиной и бесцеремонно потянул его замайку.

Мать, похожая на суслика, вытянувшегося перед своей норкой вструну, маячила на заднем плане, прижимала руки к груди. Декан посмотрел наКонстантинова, фыркнул и осведомился строгим голосом, вправду ли его студентосуществил плотское познание Алисы Брушевской силой и без ее согласия.

Именно так он и выразился.

Константинов независимо пожал плечами, независимо поставилногу в тапочке на проржавевшую балконную арматуру и независимо вскинул голову.

Александр Иванович сообщил, что из этих его телодвиженийничего не понял и просит студента отвечать по существу.

И тут с Сашей Константиновым, бывшим воином-афганцем,который два года проторчал в Джелалабаде, который умел, не пьянея, питьмедицинский спирт, раз в год встречался с однополчанами на кургане близМосквы-реки, специально далеко от людей, чтобы не пугать их пьяными слезами ипеснями про «черный тюльпан», от которой рвались гитарные струны, вот с этимсамым Сашей и случилась истерика.

Он заплакал, закричал, завыл и с ужасом понял, что видитсебя, рыдающего и бьющегося об арматуру балкона, как будто сверху и сбоку, ивидит мать, которая бежит, протискивается в узкую стеклянную дверь с кувшиномруке, и видит, как из этого кувшина на его дергающееся и орущее лицо льетсявода. Видит, как сторонится декан Александр Иванович, переступает ногами вмодных трехполосных кроссовках. Он был большой модник, носил всегда джинсы,кроссовки и шикарные клетчатые твидовые пиджаки, которые привозил с семинаровиз Шотландии, и факультетские барышни по нему вздыхали, даром что декану былоуже за пятьдесят!..

Потом Константинов перестал рыдать и биться, как-томоментально пришел в себя, вытер с лица воду и трезво посмотрел на мать иАлександра Ивановича.

Декан, морща нос, осведомился, все ли со студентом впорядке, и повторил свой вопрос.

Саша сказал очень усталым голосом, что, разумеется, никогоон не насиловал — сдалась она ему, эта Брушевская! — и даже не разговаривал сней, и вообще, кажется, ни разу не подходил к ней ближе, чем на пушечныйвыстрел.

И декан камня на камне не оставил от всех обвинений в егоадрес.

В два счета он доказал папе-Брушевскому, что его студентникогда не был ни на какой даче и вообще не осведомлен о том, где эти дачирасполагаются! Кроме того, на даче есть охрана, не та, которая сторожит самогопапу, та подтвердит что хочешь, даже то, что на участке живет небольшойсиреневый венерианец, а та, которая сторожит въезд-выезд, а также забор. У этойохраны нет никакой информации о том, что вышеупомянутый студент хотя бы раз былприглашен на вышеупомянутую дачу и действительно туда приезжал. Кроме того, втот самый день и час, когда Алиса Брушевская подверглась грязному насилию,студент Константинов выступал на соревнованиях по стендовой стрельбе, таксказать, защищал честь факультета, и кто угодно может это подтвердить, ибо всеего там видели! Соревнования продолжались до вечера, а после соревнованийКонстантинов с парочкой приятелей отмечал победу в кафе «Шоколадница», чтонапротив стадиона «Динамо», где их тоже все запомнили, так как они там оченьнашумели. Но и это еще не все!.. В метро, куда они пытались ввалиться безжетонов и без студенческих, их остановил милицейский патруль, вызванныйбдительной бабулькой-вахтершей, и они оставшиеся полночи проторчали в«обезьяннике», куда всех затолкали за нарушение общественного порядка.

То есть — смотрите, граждане, — этот самый предполагаемыйнасильник с шести часов утра, когда он уехал из своего, господи прости,Бибирева, и до… ну да… до шести часов утра следующего дня все время был наглазах у целой кучи народу. Так что лучше бы вы, граждане, выбрали для своихэкзерсисов кого-нибудь другого, кто в стендовой стрельбе не участвовал и в«обезьяннике» не сидел, к примеру.

Должно быть, папа-Брушевский, наслушавшись декана АлександраИвановича, понял, что дочкина забава зашла слишком далеко. И поддержать благородноедочкино начинание по подведению Саши Константинова под расстрельную статьюбудет сложно, очень сложно. Дело придется не просто фабриковать, а складыватьот начала и до конца, а у папы и без дочки на тот момент было полно забот —перестройка и ускорение, объявленные генсеком, сам черт не разберет!..

Дело замяли.

Даже нет, не так.

Его смяли и выбросили в корзину, как использованный черновикот контрольной работы.

Декан Александр Иванович не стал слушать никакихблагодарственных речей от константиновских родителей и даже сто двадцать семьрублей и сорок копеек решительно отверг.