Легенда о Вороне и Лотосе - Марибель Ли

– Неважно, зачем ты пришла. Ты здесь, как я могу тебя отпустить?

Он не успел. Мои волосы рассыпались, и острая шпилька замерла у моей шеи, грозя вонзиться. Теперь я угрожала ему своей жизнью.

– Если хотите еще когда-нибудь увидеть меня, то отпустите.

Его руки дрогнули, но не разомкнулись.

– Я пришла к вам, чтобы предупредить. Подумайте об этом, господин Доу. Я пришла к вам, к тому, кто назвал меня убийцей и подписал приговор. Я пришла, потому что все еще хочу поверить вам.

– Вот почему никто не может сравниться с тобой. Тот приговор, я уничтожу его. – Шепот обжег мое лицо.

– Отпустите меня.

– Чего ты хочешь?

– Спасти вас.

– Зачем?

– Потому что вы уже погибли.

– Встретив тебя.

Я улыбнулась. Его глаза смотрели на меня почти с нежностью. Я знала, о чем он думает в это мгновение. О нашей первой встрече. Три года назад. Я играла на цине под сливовым деревом, а он проплывал на лодке. Он так пристально рассматривал юную деву, чьи волосы целовал ветер, что я почувствовала его взгляд и обернулась. В тот же вечер наставница сказала мне уходить из города. Я пыталась спорить, но знала, что она права. Мужчина, смотрящий так, обязательно придет за мной.

Он разжал мне пальцы и забрал шпильку. Кольцо его рук растворилось, я была свободна.

Я поднялась, подобрала шляпу и направилась к двери.

Несколько стражей стояли у Южного Павильона.

– Если удержите меня сегодня, как я смогу поверить вам? Я все равно исчезну. Еще ни разу никому не удалось удержать меня.

– Мне удастся.

Но он уже не верил.

– Если я уйду сегодня, то вскоре приду вновь.

– Лжешь.

– Разве я солгала вам хоть раз?

– Завтра.

– Завтра.

Он отпустил. Я покинула поместье и спрятала лицо под вуалью. Мои руки дрожали, я хотела смыть с них его прикосновения.

11

Ночь не гналась за мной, и все-таки я сбегала. Мне так хотелось спрятаться в плеске воды, чтобы никто не увидел мою дрожь. И я не смогла удержаться. Я вошла в наш двор и опустилась на землю. Слива спала, закрыв глаза усталыми цветами, а луна, свернувшись медным зеркалом, плыла по воде.

«Разве не ты убила ту женщину?»

«Неужели правда, что ты отравила Юэ Гуан из-за ревности?»

Я сдерживала эти слова в себе. И они расцарапывали мои вены изнутри.

Холодная земля пахла сырой ночью. Я заставила себя сделать еще несколько шагов. Ровно столько, чтобы добрести до пристани и опустить ладони в воду. Пусть смоет. Пусть смоет все. Пусть унесет. Пусть унесет меня. Прочь.

В ту ночь так же тихо плыла по реке луна, только слива не цвела, она прощалась опадающими листьями, готовая к скорой смерти.

Ее закрытые глаза и порванная струна циня.

– Я вернулась.

– А Фэнь…

Ее глаза открылись, слабая улыбка проскользнула исчезающей рябью. Я робко подошла к ней и как ребенок положила голову на колени.

– Я не могла не вернуться, не прогоняй меня.

– А Фэнь… – Ее рука нежно гладила меня по волосам. Не знаю, как я почувствовала, но я узнала этот холод рук.

– Ты знаешь, А Фэнь, когда выпадет снег, воздух вновь станет чистым, а весна смоет наши печали теплым дождем. И все зацветет. Вновь зацветет.

Я пыталась согреть ее руки своим дыханием. Бесполезно. Бессмысленно. Я знала. Это был холод, вырвавший руку матери, это был холод отца, захлебывающего в крови, это был холод снегов, стирающих мои слезы. Это был холод, отнимающий единственное тепло, которое мне осталось.

– Не плачь, А Фэнь.

Я не плакала. Но она знала, что внутри эти застывшие слезы будут душить меня еще долгие ночи, сетью таща ко дну.

– Когда смерть – освобождение, не нужно плакать. Видишь, я не плачу.

Я не видела. Я боялась поднять глаза.

– Не бойся.

– Я не боюсь.

– Я знаю, какая храбрая моя А Фэнь. Знаю. Намного храбрее меня. И я рада. Никогда не позволяй им сломить тебя. Никогда не позволяй им ранить тебя. Не дай сломать крылья.

У меня не было крыльев. Совсем нет. Только раны, спящие под тонким покрывалом снега.

– Почему? – Мой голос сорвался, но я не плакала.

– Если он придет вновь, то я не смогу сохранить свою тайну.

– Я скажу, чтобы он никогда не приходил. Никогда. Я не пущу его.

– Значит, мои глаза никогда не увидят его. Ты поймешь, однажды поймешь. Смерть не страшна, жизнь не страшна, страшна только пустота.

Она гладила меня по волосам, моя рука холодела вместе с ее ладонью. В ту ночь я онемела. В ту ночь я не плакала. В ту ночь я понимала, почему она поступила так. Я понимала все. И она знала. Я знаю, что она знала.

– Мне жаль лишь, что ухожу, не увидев, какой красивой невестой ты будешь.

– Не буду, уже не буду.

– Будешь, я знаю. Твоя судьба будет лучше моей, твое сердце храбрее моего.

– Неправда.

– Никогда не говори ему.

– Не скажу.

– Похорони меня недалеко от склепа семьи Сан, но так, чтобы никто не нашел.

– И он?

– Особенно он. Нет сожалений хуже, чем те, что нельзя исправить, А Фэнь. Нельзя оставлять сожаления любимым людям. Сожаления любви хуже яда.

– Тебе больно?

– Нет, это прекрасный яд.

– Ты обещала не лгать мне.

– Я не лгу. Это «Призрачный сон». Лучшее творение Хань Шуя.

Она и правда умирала. Это и правда был яд. Небо и правда было пустым и черным.

– Я… мое имя, ты никогда не спрашивала.

Ее тихий смех.

– Кем бы ты ни была, кем бы ни стала, ты всегда будешь моей А Фэнь.

– Меня звали Минчжу.

– Минчжу… Ты и правда драгоценность[18]. Смотри, как дрожит луна, она исчезнет и родится вновь. Обязательно родится.

– Когда?

– Однажды.

Когда ее рука замерла, я вновь утонула. Осень дышала холодными листьями, опадающими на цинь. Одиночество оплетало мои руки тяжестью, я не могла подняться. Я все еще пряталась, склонив голову ей на колени. Никто не слышал. Никто не должен был слышать. Я заплакала, давя слезы покачивающейся тишиной.

Однажды наставница дала мне обещание говорить лишь правду. Она никогда не пыталась скрыть от мне ложью уродливые пятна на воде. Она брала меня за руку и говорила: «Смотри, и так бывает. Это жизнь. Это смерть. Это несправедливость, которая хочет чернотой выесть твое сердце. Сбереги его, а запачканные одежды всегда можно отбелить вновь». Она никогда не лгала мне. Ни в