Легенда о Вороне и Лотосе - Марибель Ли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы же не говорили об этом Цзе Цзину?
Он молчал. Его спокойные глаза изучали мое лицо. Его забавляло мое беспокойство? Моя беспомощность? Или все это было тем, что он не желал знать?
– Чужие тайны мне не принадлежат.
– Пока они не выгодны вам.
– Я слышу в вашем голосе упрек.
– А в вашем я не слышу ничего. Ничего, будто холодный ветер срывает снег.
Это говорила не я, а вино.
– Вы когда-нибудь пытались уснуть в метель? Ветер кружит, равнодушным безмолвием засыпая остывающее лицо. Это ваш голос.
– Это вино стоило открыть раньше.
– Неправда.
– Оно уже стало горчить, вы не чувствуете, госпожа Гао?
– Любая сладость однажды станет горечью, господин Бай. Так не лучше принять это сразу?
Он не ответил, только посмотрел в окно и тихо произнес:
– Скоро рассвет. Вам стоит поспать.
Он поднялся. Мне хотелось крикнуть ему: «Уходи! Зачем ты только пришел!» Наверное, он услышал. Надеюсь, он не услышал. Он ушел, и в комнате стало так тихо, что я почувствовала, как дрожь опять пробирается ко мне. Вино и правда горчило. Я опустилась на пол и прижала колени к груди. Я хотела прогнать эту слабость. Я так хотела сдавить ее. Но в такие минуты я всегда проигрывала. Я закрывала глаза и тонула. В этой темной воде, заглатывающей смертью, не было даже равнодушного снега.
12
Я очнулась, задыхаясь. Кокон из тяжелого одеяла не давал пошевелиться. Вчерашнее вино горчило во рту сожалением. Вино. Я принесла его из дома для Цзянь Фэна, но… «Ветер кружит, равнодушным безмолвием засыпая остывающее лицо. Это ваш голос». Я зажмурилась. Но от воспоминаний о ночном разговоре с Бай Сином было не спрятаться. Я с трудом вырвалась из одеяла и поднялась с кровати, чуть пошатываясь. В углу уже стояла вода для умывания, а на столе чаша со странным отваром. Я чуть пригубила его и едва сдержалась, чтобы не выплюнуть обратно. Ужасно горчило. И волосы… я отыскала гребень и принялась распутывать пряди.
«Не отрезай». – Наставница удерживала мою руку всякий раз, когда я, вместо того чтобы медленно расчесывать сбившиеся локоны, тянулась обрезать их. Тогда она брала гребень и начинала распутывать волосы. Они читала мне старинные поэмы и рассказывала о мудрецах, живших когда-то. В те минуты мне вспоминалась мама, старая няня, заколка, когда-то потерянная и найденная на Горе Лотоса. Я замирала и могла часами просидеть так в забытом сне, где чья-то нежность вынимала из моих рук острие.
Теперь некому было останавливать меня. Теперь некому было объяснять мне, что значат журавли в тоскливой песне. Теперь я знала, что ни время, ни смерть не обгонишь.
– Сяо Фэнь! – Цзянь Фэн ворвался без стука. – Ты должна посмотреть на это.
Он суетливо достал сверток и развернул его на столе.
– Смотри.
Я отложила гребень и поднялась.
Черные куски какой-то породы. Я дотронулась до них, и на пальцах осталась черная пыль.
– Что это?
– То, что помимо нефрита добывают в Хэйцзинь Гу.
– Ты был на рудниках?
Я хотела спросить: «Тебе приказал Глава Бай?» Но Цзянь Фэн ни словом не обмолвился о его присутствии в Хэши, а я была готова сделать вид, что не видела его прошлой ночью.
Цзянь Фэн ухмыльнулся.
– И даже больше. В одном из заброшенных рудников нашли-таки удивительный нефрит, а если пройти дальше, то можно попасть в удивительную шахту, где добывают вот это.
– Там должно быть полно охраны.
– Сестренка Фэнь недооценивает меня. И Учение.
Там уже были свои люди. Я усмехнулась. И правда, недооценивала. Я взяла один из черных камней и начала рассматривать его.
– И что, твои люди знают, зачем господину Чи понабилось это сокровище?
– Пока нет, но… его там очень мало. Говорят, они отчаянно пытаются найти еще.
Я поднесла камень ближе и почувствовала запах. Едва уловимый. Почти стертый из воспоминаний. Запах, которым всегда был пропитан дядя. Однажды я спросила, почему от его рук всегда пахнет так странно, а он рассердился. Так рассердился, что почти оттолкнул меня. «Отец твой – отступник, и дети в него!» В тот день его руки так же пахли, даже сильнее, в тот день, когда он пришел убивать нас. Его руки, его люди. Даже плащ отца. Вся та ночь пахла так.
Я выронила камень, и он разбился. Не камень, совсем нет. Черный уголь. Странный уголь.
– Может ли он быть ценнее нефрита?
Цзянь Фэн крутил в руках кусок побольше.
Нефрит для наместника, уголь для У Баолина. Вот только зачем он Главе Воронов?
Сначала я думала, что дядя приказал Чи Дяню заняться рудниками ради нефрита, но теперь я понимала, что приданое тети было не только тайным источником богатства. Я должна была вспомнить. Я, все детство проведшая во Дворце Золотого Крыла. Я должна была знать.
– Что еще ты видел там?
– Никаких следов.
Я должна была вспомнить. Я должна была убедить наместника Доу первым предать Чи Дяня.
13
Во второй раз мне не пришлось ждать. Меня тут же впустили в поместье.
Господин Доу ждал меня все там же, в Южном Павильоне. Он ждал меня, уставив стол яствами и приготовив три кувшина вина.
– Гао Фэнь.
– Я сдержала слово.
– Иначе я бы послал стражу.
Он все еще считал, что имеет власть надо мной. И над этим городом.
– Но я здесь.
Теперь он приглашал меня к столу.
– А Фэнь, мы ведь знаем друг друга не первый год.
Я подняла чашу:
– В память о нашей дружбе.
– Дружбе… – протянул он, потирая подбородок и не сводя с меня острых глаз.
– Как ваш старый друг, я не могу обманывать вас, подобно другим.
– Чи Дянь? Ты снова об этом проходимце? Ты ведь просто хочешь рассорить нас.
Наместник Доу никогда не был глупцом. Он умел подозревать других, и это было мне на руку.
– Хочу.