Тысячелетний мальчик - Росс Уэлфорд

Она не договорила, потому что в этот момент подошла Санжита – воплощённая улыбка в сочетании с подобающей на похоронах мягкостью.

– Привет, – сказала она Рокси и Эйдану. – Я Санжита, представитель Альфи от социальных служб. Вы знакомы?

– Немного, – ответил Эйдан.

– Очень хорошо. Так где вы познакомились с Альфи?

– Ну, э… в… школе.

Зачем он так сказал? Я зашёл за спину Санжиты и начал делать Эйдану знаки. А в это время слово «друг», сказанное Рокси, эхом отдавалось у меня в голове.

«Можно ли ей верить? То ли она имела в виду?»

– Странно, – протянула Санжита, поворачиваясь ко мне. – Помнится, ты говорил про домашнее обучение, Альфи?

– Не в школе! – выкрикнул Эйдан, уловив мои сигналы. – Нет, не в школе. Нет. Это случилось э…

Эйдан не был ни убедительным лжецом, ни хорошим актёром. В голосе его звучала паника. Он весь был – паника. Казалось, вокруг даже пахнет ею.

Санжита, с искренним, как мне показалось, интересом, спросила:

– Да?

К счастью, вмешалась Рокси Минто.

– Ты хотел сказать, благодаря школьным заданиям, да, Эйдан?

Она растягивала слова, словно говорила с ребёнком, обладающим замедленным восприятием.

– Ты изредка помогал Альфи со школьными заданиями. Был у него всего лишь раз или два. Кажется, в основном вы занимались математикой?

Эйдан не ответил.

– Математикой, не так ли, Эйдан?

– А. Да. Математика. Да, – повторил Эйдан, кивая на каждом слоге.

Либо Санжита была легковерной, либо предпочла временно оставить эту тему.

– Что же, очень мило с твоей стороны, – сказала она. – Спасибо, что пришли сегодня. Мудрый поступок.

Мы с Санжитой отправились к машине и на несколько шагов опередили Эйдана и Рокси.

– Почему ты сказал, что у тебя нет друзей, Альфи? – тихонько спросила Санжита.

Я ответил:

– Мне казалось, это правда.

Тут у Санжиты зазвонил мобильник, и она остановилась. И тогда я увидел худого мужчину с густой чёрной бородой и густыми бровями, одетого в тёмное пальто. Когда я приблизился к нему футов на тридцать, он резко развернулся и быстро пошагал в противоположном направлении.

Это точно был он.

Санжита, увлечённая своим телефоном, ничего не заметила.

Я оглянулся: Рокси и Эйдан, болтая, как раз выходили из часовни. Стало ясно: человек шёл ко мне, но потом увидел их и тут же поспешил прочь, лавируя между заросшими кустарником могилами и замшелыми камнями. Через несколько секунд он скрылся за чёрным катафалком, который застыл в ожидании покойника.

Внутри меня что-то шевельнулось. Воспоминание из далёкого-далёкого прошлого будто всплывало на поверхность, чтобы глотнуть воздуха.

Воспоминание, как ко мне приблизилось его лицо и он прорычал по-норвежски:

– Холл мюннен!

Закрой свой рот.

Запах сыра, тюленьей кожи и корабельного дёгтя.

Я смотрел на его угрожающий оскал и понимал, что лучше сидеть тихо, и я оплакивал своего отца.

Этот человек был на корабле, доставившем меня в Англию.

Дядя Эйдана – Джаспер.

Вы знаете, что акула может почуять каплю крови в воде на расстоянии пяти миль? Кажется, у меня то же самое с опасностью: я могу заметить её малейшие признаки. Мой нос уловил запах из прошлого, и я спросил Санжиту:

– Мы можем уехать?

– Да, Альфи, – сказала она, – а как насчёт твоих друзей?

– СЕЙЧАС. Нам надо ехать прямо сейчас.

Опустив голову, я побежал к машине. Санжита трусила позади меня, стараясь не отстать. Оглянувшись, я увидел удивлённых и обиженных Рокси и Эйдана. Мне захотелось вернуться и всё им объяснить, но я не мог, поскольку и сам ничего не понимал.

Уверен, Санжита решила, будто у меня отложенная реакция на мамину смерть и что я хочу поскорее уехать из-за горя. Поэтому по дороге домой она позволила мне предаваться своим мыслям. Но причиной было не горе. Ладно, не только горе.

Причиной был Джаспер.

Плюс осознание того, что Эйдан и Рокси солгали Санжите. Ради меня. Они сделали это ради меня.

Санжита остановила машину возле Дома графа Грея и начала что-то говорить. Я не слушал её, пока она не вытащила из сумочки нечто чёрное и не вложила это мне в руку.

– …исключительно для безопасности, понимаешь? Я туда занесла свой номер и номер тётушки Риты.

Мобильник. У меня прежде не было мобильного телефона. Я даже никогда по нему не звонил. Я повертел его, разглядывая.

Должно быть, Санжита подумала, что телефон мне не нравится, потому что она сказала:

– Да, понимаю. Прости, что не смартфон, но для своих целей он вполне неплох.

Я не стал спрашивать, как пользоваться телефоном, – это было бы совсем странно. Решил, что разберусь сам.

Потом я лежал на кровати в своей комнате в Доме графа Грея. И смотрел в потолок. Впервые за неделю, думая о маме, я не чувствовал, как внутри меня разверзается пустота. Но зато я ощущал леденящий, тошнотворный ужас.

Из-за Джаспера.

Я всё обдумал. Он не знал, где я нахожусь, и поэтому дождался маминых похорон, зная – или надеясь, – что я на них буду. Он собирался подойти ко мне.

Зачем, я не понимал, но цели его не могли быть благими. Все эти годы ко мне возвращалось пугающее воспоминание о заросшем бородой лице, которое склонилось надо мной на скрипящем грузовом корабле.

Страх занял место горя – и будущее не сулило ничего хорошего.

Мы с мамой выжили, потому что держались вместе.

В этой странной жизни мы были друг у друга. Ни один из нас не бросил бы второго на произвол судьбы. Видите ли, жемжизнь оставалась только одна. То, кто её использовал бы, смог бы жить и умереть, как обычный человек. Процесс старения запустился бы заново. Но жемжизнь была последняя, и применив её, один покинул бы другого. Ужасная перспектива.

Мама не могла использовать жемчужину и позволить мне стать свидетелем её старения и смерти. Я тоже не мог с ней так поступить. Ни один из нас не оставил бы другого.

Мы уже знали, что на самом деле не являемся бессмертными. Нестарение и бессмертие – разные вещи. Было понятно, что однажды с кем-то из нас может произойти несчастный случай, а другой при этом останется жить.

Никому из нас не хотелось остаться одному. Но мысль о самоубийстве казалась ужасной и отталкивающей.

Вместо самоубийства тому, кто останется жить, следовало воплотить такой план: