Последнее лето - Елена Арсеньева

«День»

...

«ИМЕННОЙ ВЫСОЧАЙШИЙ УКАЗ ПРАВИТЕЛЬСТВУЮЩЕМУ СЕНАТУ

Снисходя к всеподданнейшему ходатайству свиты Нашейгенерал-майора князя Феликса Феликсовича Юсупова, графа Сумарокова-Эльстон,всемилостивейше соизволяем на представление сыну его, графу Феликсу ФеликсовичуСумарокову-Эльстон, ныне же именоваться потомственным князем Юсуповым графомСумароковым-Эльстон и пользоваться соединенным гербом сих фамилий.Правительствующий сенат к исполнению сего не оставит учинить надлежащеераспоряжение».

Санкт-Петербургское телеграфное агентство

* * *

Сашенька еще какое-то время постояла в своем укрытии,растерянно хлопая глазами. Как хорошо, что здесь такой укромный уголок, никакихпрохожих, никто не мог видеть ее случайной собеседницы. Хоть отец и говорит,что надо быть приветливой со всяким представителем народа, а тетя Оля беспрестаннодолбит, что хорошо воспитанным и вполне светским человеком может считаться лишьтот, кто в обращении не делает разницы между нищенкой и императрицей, Сашенькачувствовала себя неуютно. Ладно, нищенка нищенкой, а еще неизвестно, смогла бытетя Оля быть светской дамой, встреться она со словоохотливой Милкой-Любкой! А,между прочим, девушка эта совершенно не похожа на падшую особу. Милая такая иодета скромно, очень просто принять ее за горничную из небогатого, ноприличного дома или, скажем, за ученицу из швейной мастерской, которая бежит сготовым платьем к богатой заказчице. Впрочем, конечно, неизвестно, как онаодевается там, в этой своей «Магнолии»: может, прическа у нее вся утыкалакрашеными перьями, на платье вырез до пупа, а на ногах ажурные черные чулочки!Ходят также сплетни, что девушки в тех нумерах вовсе не одеваются, так ищеголяют день-деньской совершенно голые, даже срам не прикрывают…

Сплетни, конечно. Теперь не лето, нагишом ходить –простынешь! Разве что печи в «Магнолии» хороши и греют жарко, так что и нехочешь, а разденешься?

Однако и везет же Сашеньке сегодня на неожиданности! Тозлобные поучения Клары Черкизовой, то откровения Милки-Любки… Но если Клара еедовела до безнадежных слез, то Милка-Любка приободрила. И вселила некоторуюнадежду. В самом деле, кто мешает Саше прямо сейчас пойти в укромнуюВарваринскую часовенку и поставить там сначала свечку, а потом заказать молебенво здравие раба Божьего Игоря?

Хотя нет, в святцах такого имени нету, крестильное имя –Егорий. Егорий Вознесенский… Смешно? Сашенька слабо улыбнулась, потом вспомнилалюбимые черные глаза и поняла, что ей ничуть не смешно. Ничуточки!

Конечно, она пойдет в часовню. Прямо сейчас. Надо тольконаписать имя Игоря на бумажке и отдать ее потом служительнице, чтоб, не дайбог, не забыли молебен отслужить. Но на чем бы написать? Из бумаги у Сашенькитолько злосчастная ее любовная записка… хотя нет, что-то зашелестело в карманешубки… А, это записка тети Оли! Она еще утром написала ее, наказав племянницезайти в гастрономический магазин на Большой Покровской. Надо купить четыре видаее любимого кофе – мокко, аравийский, ливанский и мартиник, халвы, зефиру,конфет разных, шоколаду, птифуров… Ну да, тетя Оля всегда накануне Масленицыустраивает кофе для своих бывших гимназических подружек – для тех, кто ещеживет в Энске. Обычно тетя Оля покупает все это сама, но сегодня она неважносебя чувствует, вот и дала список племяннице. Кухарке Дане столь возвышеннаямиссия не могла быть доверена. Да и вообще, в такие магазины, как Большойгастрономический, принято не прислугу посылать, а ходить самим. ИРукавишниковы, известные богачи, по сравнению с которыми даже состояниеАверьяновых кажется мелочью, появляются там собственнолично или уж, на самыйкрайний случай, телефонируют управляющему. Конечно, Сашенька потом не потащитсядомой, обвешанная сверточками и коробочками. Все ею купленное будет доставленос особым рассыльным прямо к торжественному столу. Главное – вовремя сделатьзаказ.

Ага, убористым, аккуратненьким, красивеньким тети-Олинымпочерком (мокко, аравийский, ливанский, мартиник, пьяная вишня etc.) исписаноровно пол-листа, вторая половина чистая. Места более чем достаточно. Кажется,где-то в кармане завалялся огрызочек карандаша. Так, вот он. Саша прислониласьк стене и сколь могла разборчиво – почерк у нее и так не бог весть какой, а тутеще писать неудобно – нацарапала: «Во здравие раба Божьего Егория молебствие».Положила листочки в карман юбки и, перекрестившись, выскочила из-за углаНародного дома, мечтая сейчас только об одном: не наткнуться на каких-нибудьзнакомых.

На счастье, прохожих было мало, да и то все они старательнопрятали лица от встречного ветра в воротники, не обращая никакого внимания наСашеньку. Ей сейчас дуло в спину, подгоняло, и потому до часовенки она добежалаза три минуты, никак не более.

Перекрестилась у дверей на иконку, осторожно вошла. Вчасовне было полутемно, фигура монахини в черной косынке, туго схваченной подподбородком, горбилась в углу на табурете. На пюпитре перед ней лежал молитвенник,но матушка, кажется, дремала, потому что резко вскинулась, когда вошлаСашенька. Однако спина ее не выпрямилась. Ой, да она, бедняжка, и в самом делегорбатая!

– Здравствуйте, – прошелестела Саша, сновакрестясь и чувствуя себя отчего-то виноватой, как всегда бывало с ней, когдавстречалась с убогими. – Мне бы свечку поставить и молебен заказать,можно?

– Отчего же нет? – так же тихо ответиламонахиня. – Свечечку какую желаете, большую или маленькую?

Этого Милка-Любка не сказала, однако Саше отчего-топоказалось неуместным ставить слишком уж большую свечу. Такие ставят лишькупцы, кичась своим достатком, хотя Бог и так обо всем знает. Ну и пусть ставятхоть пудовые, а любовь – любовь дело тонкое, деликатное. К тому же у нее нестоль уж много денег, и хоть в гастрономическом на Большой Покровке придоставке товара на дом денег вперед не берут, их дают рассыльному уже потом,при получении товара, однако же услуги рассыльного, упаковка и доставкаоплачиваются сразу. Как бы не попасть впросак!

– Копеешную, – скромно попросила Саша, но тотчасрешила, что слишком уж скаредничать не стоит. – Нет, лучше за три копейки.И еще вот за молебен двугривенный примите.

Она бы и не двадцать копеек, а двадцать рублей отдала, новсе, больше денег у нее не было.

– Вы сами возьмите свечечку, барышня, – сказаламонахиня, которая угрелась на своем деревянном стуле, прикрытом плюшевой,узорно расшитой, уютной и красивой накидкою, и ленилась вставать. – Иливам сдача надобна?

– Нет, сдачи не нужно.

– Тогда вы денежку на столик положите и бумажку сименем для молебна там же оставьте. Благодарствую вам. – Монахиняперелистнула страницу молитвенника и что-то забубнила, еще пуще сгорбившись.