Последнее лето - Елена Арсеньева

Охтин снова быстро глянул на своего начальника и сновапромолчал. На лице у Георгия Владимировича было выражение пустейшеголюбопытства, не более того.

– А вам про кого из тех циркачей услышатьжелательно? – опасливо спросил Шулягин.

– Про тех, что и сейчас в Энске обретаются. Был лисреди них метатель ножей? – прищурясь, спросил Смольников.

– Метатель ножей? – замялся Шулягин. – Ну да,был один… Может, он и сейчас живой, а может, и помер уже, точно не скажу. Но вту пору, когда мы знакомы были, звали его Поль Морт. Увы, доподлинное имя егомне сейчас не вспомнить, а может, я и не знал его никогда…

– Нет, человек, которого мы ищем, это не ПольМорт, – покачал головой Смольников.

– Почему? – озадачился Шулягин, уставившись нанего круглыми, изумленными глазами.

– Да потому, что Морта я помню. Совсем мальчишкой был,когда его впервые в цирке увидел, потом спать не мог от восхищения: все, какон, пытался кухонные ножи кидать, да только и добился, что кухарку до смертинапугал и невзначай подвернувшемуся коту хвост к притолоке приколол. За что былпорот нещадно родителем и охоту к цирковой науке утратил навечно. Впрочем, неэто важно, а то, что я Морта помню. Видел его лет тридцать назад, значит, онсейчас уже перешагнул за пять десятков, а то и за шесть. Мне же другой метательножей нужен. Слышал небось про нападение на кассиров аверьяновского банка,которые жалованье сормовским рабочим везли?

– Да про него весь город говорит, как же неслышать, – пожал плечами Шулягин. – Вроде бы десять человек зарезали.Правда?

– Не десять, а четверых, но это тоже немало, верно? Иположил их некто именно метательными ножиками. Убийца – еще молодой, совсеммолодой. Но ловок и проворен, точно бес, а уж ножи из рукавов мечет – вовсесловами не описать! Истинный артист!

– Это он и есть, ваше благородие! – с горячностьювоскликнул Шулягин. – Морт – истинная легенда цирка и крепок ещенеобычайно! Он в своем деле и впрямь артист, он так ножи мечет, что искры изглаз!

– Ну да, особенно если нож в глаз попадет, –согласился с усмешкой Смольников. – А ты откуда знаешь, что Морт еще жив,здоров и крепок? Ты ж говорил, не видал его с тех давних пор? К тому же онразве в Энске живет? Я слышал, он в Москве обретается. Или нет? Где он,Шулягин?

– Не знаю… не ведаю, – забормотал Шулягин. –Я и правда его не видел много лет и про мастерство его изъяснялся исключительнов прошедшем времени.

Охтин все внимательней присматривался к своему подопечному,в лице которого появилось что-то затравленное, но в разговор не встревал.

– Ну хорошо, а настоящее имя его как? – неотставал Смольников. – Трудно представить себе русского человека по имениПоль Морт, согласись. Это имя под стать французу.

– А может, он и есть француз? – испуганновоскликнул Шулягин. – То есть, конечно, француз! Да-да! Я припоминаюсейчас, Морт парлекал да мерсикал, словно настоящий лягушатник…

– Ты мне тут Хлестакова-то не разыгрывай! – строгоподнял палец Смольников. – Ври, да не завирайся. У этого Морта плечисаженные были и рожа кирпича просила, как у какого-нибудь владимирца, пензенцаили, зачем далеко ходить, жителя Энска. Среди французов таких нет, они всемозгляковатые, тебе под стать. Просто взял он псевдоним, как у вас, у цирковых,велось. Никакой он, конечно, не Поль, а Пашка, Павел. Так, Шулягин?

– Не ведаю сего, – задушенным голосом выговорилШулягин.

– Павел, точно, – уверенно кивнул Смольников. –Морт, Морт… Mort по-французски значит «мертвый». Значит, фамилия у него в этомроде: Мертвяков, Смертин… Так какая, а, Шульгин?

– Великодушно извините, – пробормоталШулягин, – не знаю, не ведаю. Как Поля Морта я его знал и думаю, что нетуникого, кто мог бы сравниться с ним в метательном искусстве.

– Есть, есть… – настаивал Смольников. – Естьтакой человек, но ты нам голову морочишь. А зачем, не пойму. Боишься его, чтоли?

– Да не пойму я вас, господин начальник! – снескрываемым отчаянием воскликнул Шулягин. – Вот вам крест святой, непойму! И Господь наш всевидящий соврать не даст: не знаю я другого такоголовкача. Не знаю, клянусь! И подлинного имени Морта не знаю. Желаете, землюбуду есть, что не лгу!

– Желаю, – кивнул Смольников. – Желаю, датолько повезло тебе – земли у нас тут, в комнате, нету. И со двора не принесешь– под снегом она, земля. А то любопытно было бы поглядеть, как ты давиться сталбы. Знаешь ты все про этого Морта, да только говорить не хочешь. Или боишься?Кого ты так сильно боишься, до такой степени, что даже готов от свободыотказаться и под суд пойти за фальшивомонетничество? А знаешь ли ты, чтонаказание тебе может быть очень суровым? Дадут тебе срок немалый, упекут вссылку… куда-нибудь в Нерчинск, на Амур или вовсе на райский остров Сахалин…Хочешь на Сахалин, а, Шулягин?

– Да что ж, – угрюмо пробормотал тот. –Небось везде люди живут, если кто поумнее да подлянки никому не делает…

– Подлянки? – мигом насторожилсяСмольников. – Значит, ты остерегаешься подлянку совершить?

– Да нет, это я просто так сказал, – вовсе ужпонурился Шулягин. – Ради красного словца. Ничего я не знаю. И никого,никакого метателя не знаю. И про Морта не ведаю… Вы уж мне поверьте, вашеблагородие! Знал бы – сказал бы, вот вам крест…

Но мордочка его побледнела, а нос уныло повис. И глазаиспуганно убегали взгляда Смольникова.

– Ладно, вызывайте охрану, Охтин, – приказалСмольников. – Влеките его в узилище. И не забудьте оприходоватьинструментарий. На суде предъявим. Но до суда еще есть время, Шулягин. Понялменя, а? Понял, спрашиваю?

Шулягин тяжело, протяжно вздохнул, однако ничего более несказал. Угрюмо кивнул на прощание – и вышел за дверь в сопровожденииполицейского.

Охтин и Смольников тоже стояли какое-то время молча. ПотомОхтин решился спросить:

– А вы в самом деле отпустили бы его, ГеоргийВладимирович?

– Конечно, – тотчас кивнул начальник сыскногоотдела. – Немедленно отпустил бы. Ну и что за беда? Через день-другой этотшут гороховый снова пошел бы покупателей своих поделок искать – и снова нанашего человека нарвался бы.

– Шут-то он шут… – протянул Охтин, – однакотого, что мы желали услышать, не сказал. Может быть, и впрямь не знает ничего?