Чувство реальности. Книга 1 - Полина Дашкова

Там была в самом разгаре вечеринка в загородном доме.Кравцова весело болтала с Бриттеном по-английски. Они сидели на диване укамина. Оба смеялись. Рука Бриттена как бы ненароком поглаживала голое коленоВики. Камера задержалась на этой руке, потом скользнула по комнате и уперлась вРязанцева. Он сидел один, на ковре, прислонившись спиной к бревенчатой стене, ина лице его читалась такая тоска, что Арсеньев нажал паузу. Ему захотелосьвглядеться внимательней.

Безусловно, Евгений Николаевич догадывался о романе Вики иБриттена, ревновал и мучился. Но догадывался и невидимый оператор.Налюбовавшись тоской Рязанцева, он вернулся к Вике и Бриттену. Его рука теперьлежала на ее плече и опять как бы ненароком поглаживала, поигрывала пальцами.Головы их были совсем близко, щеки соприкасались. Они рассматривали какой-тожурнал. Смех звучал хрипло, приглушенно. Камера вернулась к Рязанцеву, поймалаего резкое движение. Он встал и вышел из комнаты с искаженным лицом. Оператороставил его в покое, занявшись новым персонажем. Арсеньев почти не удивился,узнав в нем господина Лову да, представителя американского посольства, скоторым познакомился всего несколько часов назад.

Ловуд довольно бестактно вклинился между Викой и Бриттеном,прошептал что-то Вике на ухо. Она улыбнулась, кивнула, соскользнула с дивана,расправила короткую юбку, вышла из кадра.

Арсеньев сначала нажал паузу, а потом уж понял зачем. Кактолько Вика исчезла, лица Томаса Бриттена и Стивена Ловуда изменилисьнеобычайно. Они стали серьезны и злы. Они смотрели друг на друга как два волка,как злейшие враги. Арсеньев пустил пленку дальше и поймал фрагмент их диалога,тихого и такого лаконичного, что Саня с его бедноватым английским понял каждоеслово.

– Томас, мне все-таки кажется, мы могли бы договориться.

– Нет, Стив. Я очень сожалею.

– Тебе не нужны деньги?

– Нужны.

– Тогда в чем дело?

– Дело в том, что я их зарабатываю несколько иначе. Нет так,как ты.

– Томас, ты абсолютно уверен, что поступаешь правильно и небудешь жалеть об этом?

– Стив, ты мне угрожаешь?

Ответа Арсеньев не услышал. Глаза Бриттена уперлись прямо вобъектив, камера поспешно ретировалась, заскользила по комнате, крупно, нервноподрагивая в руках оператора. Через минуту пленка кончилась. Саня вздрогнул,словно проснувшись после короткого тяжелого сна, огляделся, часто моргая. Изспальни до него донесся монотонный голос трассолога:

– Гильза от патрона калибра 9х17 иностранного производства…

Он вскочил, кинулся в спальню. Огромная кровать быласдвинута вбок, у окна стоял трассолог с маленькой, темно поблескивающей гильзойв руке.

– Нашли все-таки? – спросил Арсеньев.

– Ага. Одну нашли. Закатилась глубоко под кровать, застряламежду ковром и плинтусом.

– Дай посмотреть!

– Да чего там смотреть? Обычная, пистолетная. Баллистикиразберутся, – он протянул гильзу.

Арсеньев взял ее осторожно, двумя пальцами, поднес к свету,поискал глазами чемоданчик трассолога, выбрал из нескольких луп самую сильную,долго, напряженно вглядывался в донышко и наконец сумел разобрать латинскиебуквы на крошечном клейме: “Максейф”.

У Маши в голове вместо последних инструкций провожавшего ееБилла Макмерфи упорно звучали строчки из песни Шевчука “Родина, еду я народину…”. В дробном нервном ритме этих строк она шла по рифленой пластиковойтрубе от самолета к зданию аэропорта, маршировала в сонной толпе, впившисьногтями в мягкую кожу своей сумочки, сжав зубы и глядя только под ноги, никудабольше.

Труба кончилась. В стеклянной стене, перед широкойлестницей, она поймала свое отражение. Стриженая светлая голова на тонкой шее.Слегка оттопыренные уши. Огромные, испуганные глаза: Рядом, прямо за спиной,маячила мощная фигура соседа, толстого сонного хулигана.

«Ой, мамочки, что ж у меня так сердце колотится? Ничеголичного. Никаких сантиментов. Это чужая страна. “Пусть твердят, уродина, а онамне нравится, хоть и не красавица…»

Между прочим, папа, бывший полковник КГБ Григорьев АндрейЕвгеньевич, вероломный перебежчик, предатель родины, честно предупредил, чтовсякие могут возникнуть чувства, и даже если плакать захочется – ничего страшного.Вполне нормальная реакция. Можно сделать вид, будто соринка в глаз попала.

Толпа повалила вниз по лестнице, стремясь быстрей занятьочереди к будкам пограничного контроля. Кто-то больно пихнул Машу в плечо ичуть не выбил сумку. Лапа с портретом Франклина промелькнула у самого лица, ивысокий сиплый, уже совершенно трезвый голос произнес в ухо:

– Не спи, не спи…

Она не спала, она жутко нервничала, но не потому, чтобоялась засыпаться. Это в принципе невозможно было сейчас. Потом, через неделю,через месяц – да. Но не здесь и не сейчас. Макмерфи предупредил, что риск будетвозрастать с каждым днем, с каждым следующим шагом. Об этом говорил и отец.Однако Макмерфи не брал в расчет, что она родилась здесь. Он искренне верил,что не существует в мире места прекрасней, чем благословенная Америка, иневозможно, оставаясь в здравом рассудке, сохранить какие-то чувства к России,которая тебе ничего не дала, кроме боли и унижения.

До первого шага по рифленой трубе от самолета к аэропортуМаша была полностью солидарна с Макмерфи, а все предупреждения отца о скрытойностальгии, о генетической памяти считала милым сентиментальным бредом. Оналюбила Америку и была совершенно равнодушна к России. Она не сомневалась всвоем спокойном здоровом прагматизме. Неровный стук сердца, сухость во рту,дрожь в коленках следовало объяснить волнением перед началом сложной, опаснойоперации, первой серьезной операции в ее жизни. Это вполне естественно. Всеостальное – сентиментальный бред.

Очередь к пограничной будке двигалась быстро. Граждан Россиибыло значительно больше, чем иностранцев. Даже католическая монахиня оказаласьроссиянкой. Маша поискала глазами хулигана с наколкой и обнаружила его в углу усортира с сигаретой в зубах. Она так и не поняла, какую из очередей он занял, ине решила, было ли его грубое “Не спи!” дружеским предостережением, либо онпросто так ее пихнул, чтобы пошевеливалась и не мешала движению толпы.

– Мисс Григ, вы к нам впервые? – приветливо спросилпо-английски молодой конопатый пограничник, листая ее паспорт и разглядывая еелицо в сложной системе зеркал.

На фотографии у нее были длинные волосы, короткая стрижкасильно изменила ее облик, поэтому он смотрел чуть дольше.