Цепи Эймерика - Валерио Эванджелисти

большим воротником, он пристально посмотрел на инквизитора и капитана и сказал:

– Тот, кто оставил этот мешок в кладовке, или очень хотел причинить вам зло, или просто дурак. Вы не знаете, что такое безвременник, да?

– Надо посмотреть на сам цветок, – пожал плечами Эймерик. – Название мне ни о чем не говорит.

– Чтобы посмотреть на цветок, нужно подождать до осени, – ответил аптекарь. – Поэтому его еще называют осенник. А иногда – ложный шафран, учитывая сходство. Но от шафрана он отличается цветом – безвременник лиловый. И еще тем, что цветет осенью, как я уже говорил, а листья и плоды появляются только весной. Он был одним из шестисот растений, описанных Диоскоридом [32], который окрестил его «колхикум».

– Это его называют травой здоровья? – прищурившись, спросил инквизитор.

– Нет, вряд ли, – удивился аптекарь. – Я бы даже сказал, ни в коем случае. О каком здоровье может идти речь, если это смертельный яд?

– Яд? – вздрогнул Райнхардт. – Но мои люди едят его уже три дня!

– Три дня? – изумление аптекаря было сложно описать. – И никто не умер?

– Нет.

– Я впервые слышу о таком. Может, потому что они едят его не в чистом виде, а добавляют в пищу. Обычно человек умирает не сразу, но симптомы, как у холеры, проявляются почти немедленно.

– Как безвременник действует на людей? – Эймерик бесцеремонно схватил аптекаря за руку и начал трясти. – Говорите же!

– Что я должен вам сказать? – жалобно простонал аптекарь, пытаясь высвободить руку. – Это очень сильный яд. Обычно от него умирают. Я не слышал, чтобы кто-то выжил. Может, если его развести в воде и нагреть, он не будет таким ядовитым. Или станет вообще безвредным, я не знаю. Но обычно у тех, кто съел даже совсем немного, сразу возникали сильные колики, рвота и кровавый понос.

Эймерик отпустил руку аптекаря и повернулся к Райнхардту:

– Сколько солдат дежурит в подземелье?

– Двое.

– Приведите остальных сюда. Немедленно.

Крайне озабоченный и встревоженный, капитан побежал исполнять приказ. Эймерик с аптекарем продолжали сидеть и смотреть на миску, в которой лежали высушенные соцветия. Немного помолчав, аптекарь неуверенно начал:

– Я бы хотел вам кое-что сказать…

– Да? – инквизитор поднялся на ноги.

– Я бы хотел сказать вам, что… – аптекарь подбирал слова… – что знаю, зачем вы с другими отцами здесь. Вы не представляете, как в деревне вам благодарны. Тирания этих людей… этих еретиков… с каждым днем все больше давит на добрых христиан.

– О чем вы говорите? – удивление Эймерика выдала лишь изогнутая бровь. – Почему тирания?

– Потому что они всем здесь командуют. Никто не жалеет убитых и арестованных в Шатийоне. Надеемся, что вы сожжете их всех, – в глазах аптекаря сверкнула какая-то звериная радость.

– Вряд ли родственники этих людей будут довольны.

– У них нет родственников. Они…

Аптекаря прервал вернувшийся Райнхардт.

– Я собрал людей перед воротами. Если хотите их осмотреть…

Эймерик неохотно перевел разговор с аптекарем на другую тему:

– Вы разбираетесь только в травах и лекарствах или в медицине тоже?

– Насколько это нужно в моей профессии.

– Тогда идемте со мной.

Утро было такое ясное и солнечное, что невольно хотелось забыть обо всех мрачных событиях, происходящих в этих долинах. Восемь солдат в черно-зеленых мундирах, без оружия, если не считать кинжалов на боку, выстроились перед замком, возле лиственниц, на маленькой поляне, где цвели сольданеллы, примулы и крокусы. Наполненный ароматами холодный воздух бодрил.

Но беспокойные мысли, кружившиеся у Эймерика в голове, не позволяли ему наслаждаться красотой природы. Он подошел к солдатам – впервые с того дня, как они поселились в замке, – и принялся внимательно осматривать одного за другим.

В основном это были наемники из Прованса или Швейцарии, ветераны кто знает каких армий. Густые рыжеватые бороды, грубые черты лица, простодушные глаза. Солдаты немного нервничали – инквизитор списал это на неожиданный досмотр.

Лоб первого в ряду украшал длинный, совсем свежий порез.

– Откуда эта рана? – спросил он.

Солдат пробурчал в ответ что-то неразборчивое.

– Это следствие нервозности двух первых дней, отец, – пришел на помощь капитан. – Почти у всех порезы или синяки. Но больше потасовок нет, все снова в нормальных отношениях.

– Хорошо, – пробормотал Эймерик. И хотел перейти к следующему, как вдруг нечто странное привлекло его внимание. Преодолев инстинктивное отвращение к физическому контакту, он наклонил голову к лицу солдата, который стал нервно переминаться с ноги на ногу. Приподнял подбородок указательным пальцем левой руки и раздвинул густую светлую бороду.

Потом кивком предложил Райнхардту посмотреть. Тот повиновался.

– Ничего себе, как раздуто, – сразу объявил он.

– Не просто раздуто, – добавил аптекарь после быстрого осмотра. – Я бы сказал, что это зоб, если бы он находился там, где должен. На гематому совсем не похоже.

Эймерик отпустил подбородок солдата, которого всеобщее внимание очень испугало.

– У тебя всегда была такая толстая шея?

Сначала тот лишь покачал головой, вытаращив слезящиеся глаза. А потом вдруг резко выпалил:

– Это колдуны из подземелья! У каждого из нас теперь опухоли! Они делают что-то такое, из-за чего нас раздувает. Отец, помогите нам!

Солдаты окружили не ожидавшего ничего подобного Эймерика и закричали срывающимися голосами:

– Помогите нам! Благословите! Сожгите их, это дьяволы!

Они задирали одежду, закатывали рукава, рывком расстегивали пуговицы и показывали инквизитору страшные наросты с синими жилками – кто на животе, кто на шее, кто на ногах.

Оглушенный шумом, инквизитор чуть ли не в отчаянии схватил Райнхардта за руку.

– Вы что-нибудь об этом знали?

– Нет, отец, клянусь вам, – капитан опустил глаза. – Я поражен не меньше.

Улучив момент, когда крики стихли, инквизитор спросил стоявшего ближе всех солдата:

– Когда это началось?

– Сегодня утром, – тот бросился в ноги Эймерика. – Помогите нам, отец!

Наемники снова принялись умолять инквизитора предать колдунов смерти. Заслышав шум, из замка прибежали отец Хасинто и отец Ламбер.

– Что случилось? – спросил кастилец.

Эймерик, мрачный как туча, сурово глянул ему в глаза.

– Если бы я знал!

Потом повернулся к солдатам и поднял руку. Постепенно крики затихли.

– Сначала я должен понять, что произошло. Кто-нибудь может объяснить?

Один из тех, кто был постарше, оглядел остальных и выступил вперед.

– Нам нездоровится уже несколько дней, отец. Вчера вечером все вроде бы прошло, и мы с аппетитом поели. Первыми наросты заметили Ригоберт и Гонтран, они были на дежурстве и не спали. Разбудили нас, и мы увидели, что у каждого есть какая-нибудь опухоль, у кого на руке, у кого на ноге, – он показал свою левую руку, которая была вдвое толще и напоминала узловатый корень.

– Вам больно? – спросил аптекарь, осторожно дотронувшись до нее пальцами.

– Нет, я бы не сказал.