Час презрения - Анджей Сапковский

Дом был пуст, все семейство низушков чуть свет отправилосьна работу. Цири притворялась, будто спит, но слышала, как Геральт и Йеннифэрвышли. Она соскользнула с постели, быстро оделась, тихонько выбралась изкомнаты и следом за ними пошла в сад.

Геральт и Йеннифэр свернули на дамбу, разделяющую покрытыебелыми водяными лилиями и желтыми кувшинками пруды. Спрятавшись за разрушеннойстеной, Цири сквозь щель наблюдала за чародейкой и ведьмаком. Девочка думала,что Лютик, известный поэт, стихи которого она читала не раз, еще спит. Онаошибалась. Поэт не спал. И застал ее на месте преступления.

– Эй, – хихикнул он, неожиданно подходя. –Разве хорошо подслушивать и подглядывать? Побольше деликатности, малышка.Позволь им немного побыть одним.

Цири покраснела, но тут же сжала губы и гордо проговорила:

– Во-первых, я не малышка. А во-вторых, мне кажется, яим не мешаю, а?

Лютик немного посерьезнел.

– Пожалуй, верно. Мне даже кажется, помогаешь.

– Я? Чем?

– Не прикидывайся. Вчера все было разыграно оченьхитро. Но меня не проведешь. Ты изобразила обморок. Да?

– Да, – отвела глаза Цири. – Госпожа Йеннифэрсразу разгадала, а Геральт – нет…

– Они вдвоем отнесли тебя в дом. Их руки соприкасались.Они сидели у твоей постели почти до утра, не произнеся ни слова. Только теперьрешились поговорить. Здесь, на дамбе, у прудов. А ты решила подслушать, о чемони говорят… И подглядеть за ними через пролом в стене. Тебе до зарезу надознать, что они там делают?

– Они там ничего не делают. – Цири слегказарумянилась. – Беседуют, вот и все.

– А ты… – Лютик присел на траву под яблоней иоперся спиной о ствол, предварительно убедившись, что там нет ни муравьев, нигусениц. – Тебе до смерти хочется знать, о чем беседуют, да?

– Да… Нет! А впрочем… Впрочем, я все равно ничего неслышу. Слишком далеко.

– Если хочешь, – засмеялся бард, – я тебескажу.

– А ты-то откуда можешь знать?

– Ха-ха! Я, милая Цири, поэт. Поэты о таких вещах знаютвсе. Поверь, поэты о таком знают больше, чем сами собеседники. Если их можнотак назвать.

– Как же!

– Слово даю! Слово поэта.

– Да? Ну тогда… Тогда скажи, о чем они разговаривают?Объясни, что все это значит!

– Взгляни еще раз в пролом и посмотри, что они делают.

– Хм-м-м… – Цири закусила верхнюю губу, потомнаклонилась к отверстию. – Госпожа Йеннифэр стоит у вербы… Обрываетлистики и даже не смотрит на Геральта… А Геральт, опустив голову, стоит рядом.И что-то говорит. Нет, молчит. Ой, ну и рожица у него… Ну и странная же…

– Все по-детски просто. – Лютик отыскал в травеяблоко, вытер о брюки и критически осмотрел. – Сейчас он просит проститьему всякие глупые слова и поступки. Просит простить за нетерпение, занедостаток веры и надежды, за упрямство, за ожесточение. За капризы и позы,недостойные мужчины. Просит простить за то, что когда-то не понимал, за то, чтоне хотел понять…

– Все это неправдивая неправда! – Цири выпрямиласьи резким движением откинула челку со лба. – Все ты выдумал!

– Просит простить за то, что понял лишь теперь, –продолжал Лютик, уставившись в небо, а в его голосе послышались ритмы,свойственные балладам. – Что хочет понять, но боится: а вдруг да неуспеет… И может даже быть, что не поймет уже. Извиняется и просит прощения…Прощения… Хм… Значения… Сомнения… Предназначения. Все банально, холера…

– Неправда! – топнула ногой Цири. – Геральтвовсе так не говорит. Он… он вообще молчит. Я же видела. Он стоит там с ней имолчит…

– В том-то и состоит роль поэзии, Цири. Говорить о том,о чем другие молчат.

– Дурацкая она, твоя роль. Все ты выдумываешь!

– И в этом тоже состоит роль поэзии. Ой, я слышу упруда возбужденные голоса. А ну выгляни быстренько, взгляни, что там деется.

– Геральт, – Цири снова заглянула в щель, –стоит опустив голову. А Йеннифэр страшно кричит на него. Кричит и размахиваетруками. Ой-ей… Что бы это значило?

– Детский вопрос. – Лютик снова глянул на плывущиепо небу облака. – Теперь она просит у него прощения.

Сим беру тебя, дабы владеть тобой и оберегать тебя, беру надолю хорошую и долю плохую, долю самую лучшую и долю самую худшую, днем иночью, в болезни и здоровьи, ибо люблю тебя всем сердцем своим и клянусь любитьвечно, пока смерть не разлучит нас.

Старинная венчальная формула

О любви мы знаем немного. Любовь – что груша. Она сладкая иимеет определенную форму. Но попробуйте дать определение формы груши!

Лютик. Полвека поэзии

У Геральта были основания подозревать – и он действительноподозревал, – что банкеты чародеев отличаются от пиров и торжественныхобедов простых смертных. Однако что различие окажется столь велико ипринципиально – он не ожидал.

Предложение Йеннифэр сопровождать ее на предваряющемчародейский Сбор банкете оказалось для него неожиданным, но не ошарашило. Этобыло не первое предложение такого рода. Уже раньше, когда они жили вместе и ихотношения складывались прекрасно, Йеннифэр хотелось присутствовать на сборах идружеских пирушках в его обществе. Однако он решительно отказывался, полагая,что в компании чародеев в лучшем случае окажется диковинкой и сенсацией, а вхудшем – нежелательным пришельцем и парией. Йеннифэр смеялась над егоопасениями, но не настаивала. А поскольку в иных ситуациях она умела настаиватьтак, что весь дом сотрясался и сыпалось стекло, постольку Геральт утвердился вмнении, что его решения были правильными.

На этот раз он согласился. Не раздумывая. Предложениепоследовало после долгого, откровенного и эмоционального разговора. Разговора,который сблизил их вновь, отодвинул в тень и забытье давние конфликты, растопиллед обиды, гордыни и ожесточения. После разговора на дамбе в Хирунде Геральтсогласился бы на любое, абсолютно любое предложение Йеннифэр. Не отказался быдаже от совместного посещения ада ради того, чтобы хлебнуть чашечку кипящейсмолы в компании огненных демонов.

И еще была Цири, без которой ни этого разговора, ни этойвстречи не было бы, Цири, которой, если верить Кодрингеру, интересовалсякакой-то чародей. Геральт рассчитывал на то, что его присутствие на Сбореспровоцирует чародея и заставит того действовать. Но Йеннифэр он не сказал обэтом ни слова.