Час презрения - Анджей Сапковский

Из Хирунда он, она, Цири и Лютик поехали прямо на Танедд.Для начала остановились в огромном комплексе дворца Локсия, разместившемся у юго-восточногоподножия горы. Дворец уже кишмя кишел гостями Сбора и сопровождающими ихлицами, но для Йеннифэр сразу же нашлись покои. В Локсии они провели целыйдень. Весь этот день Геральт разговаривал с Цири, Лютик бегал, собирал ираспространял слухи и сплетни, чародейка выбирала и примеривала наряды. А когданаступил вечер, ведьмак с Йеннифэр присоединились к многоцветной процессии,направлявшейся в Аретузу – дворец, в котором предстояло иметь место банкету. Итеперь, в Аретузе, Геральт удивлялся и изумлялся, хоть и дал себе слово ничемуне удивляться и не изумляться.

Огромная центральная зала дворца имела форму буквы «Т».Длинное плечо освещали окна, узкие и невероятно высокие, доходящие чуть ли недо поддерживаемого колоннами свода. Свод тоже был высокий. Такой высокий, чтотрудно было разглядеть детали украшающих его фресок, на которых основныммотивом было многократно повторенное изображение пяти обнаженных фигур. Оконныепроемы были забраны чертовски дорогими витражами, и все же в зале явно ощущалисьсквозняки. Геральта удивляло, что свечи при этом не гаснут, но, присмотревшисьвнимательнее, он удивляться перестал. Канделябры были магические, а возможно,даже иллюзорные. Во всяком случае, света они давали много, несравненно больше,чем обычные свечи.

Когда они вошли, в зале уже находилось не меньше сотнилюдей. Зала, по оценке ведьмака, могла вместить, как минимум, в три разабольше, даже если посредине, как того требовала традиция, поставить столыподковой. Но традиционной подковы не оказалось. Похоже было на то, что пироватьсобрались стоя, прохаживаясь вдоль стен, украшенных гобеленами, гирляндами иколеблющимися на сквозняке знаменами. Под гобеленами и гирляндами стояли рядыдлинных столов. На столах теснились замысловатые блюда среди замысловатых цветныхкомпозиций из замысловатых ледяных фигур. Вглядевшись внимательнее, Геральтконстатировал, что замысловатости было значительно, то есть значительно больше,чем еды.

– Есть нечего, – грустно отметил он, разглаживаяна себе короткий черный, расшитый серебром и перехваченный в талии камзол, вкоторый вырядила его Йеннифэр. Такой камзол – последний писк моды – почему-тоназывали дублетом. Откуда взялось такое название, ведьмак понятия не имел. Ииметь не хотел. Йеннифэр на его замечание не отреагировала. Впрочем, Геральт ине ожидал реакции, хорошо зная, что чародейка не привыкла реагировать наподобные замечания. Но не отчаялся. Продолжал брюзжать. Просто ему хотелосьпобрюзжать.

– Музыки нет. Дует черт-те как. Присесть негде. Что,есть и пить будем стоя?

Чародейка одарила его волооким фиалковым взглядом и сказаланеожиданно спокойно:

– Именно. Будем есть стоя. Кстати, тебе следует знать,что долго задерживаться у стола с блюдами бестактно.

– Постараюсь быть тактичным, – буркнул он. –Тем более что и задерживаться-то, похоже, негде.

– Пить большими глотками – очень бестактно, –продолжала поучать Йеннифэр, не обращая внимания на его ворчание. –Избегать беседы непростительно бестактно…

– А то, – прервал он, – что вон тот тощага вкретинских штанах указывает на меня пальцем двум своим подружкам, тожебестактно?

– Да. Но не очень.

– Что будем делать, Йен?

– Фланировать по залу, здороваться, раздаватькомплименты, беседовать… Перестань разглаживать дублет и поправлять волосы…

– Ты не разрешила мне надеть повязку…

– Твоя повязка слишком претенциозна. Ну, возьми меняпод руку и пошли. Торчать вблизи входа – бестактно.

Они кружили по зале, постепенно наполняющейся гостями.Геральту зверски хотелось есть, но вскоре он понял, что Йеннифэр не шутила.Было видно, что обязывающий чародеев этикет и впрямь предполагает, что есть ипить надо мало и как бы с неохотой. Вдобавок ко всему каждая остановка устолика с яствами влекла за собой исполнение неких общественных обязанностей.Кто-то кого-то замечал, проявлял радость по сему случаю, подходил иприветствовал столь же многословно, сколь и фальшиво. После обязательнойимитации взаимоцелования в щечку или до неприятности деликатного рукопожатия,неискренних улыбок и еще менее искренних, хоть и недурно замаскированных комплиментовследовала краткая и тоскливо банальная беседа ни о чем.

Ведьмак внимательно осматривался, пытаясь отыскать знакомыелица в надежде, что он тут все же не единственный, кто допущен к общению счародейской братией. Йеннифэр заверяла его, что он, конечно же, неединственный, но что-то он не видел никого, кто не входил бы в Братство, аможет, просто не мог никого узнать.

Пажи разносили на подносах вино, лавируя среди гостей.Йеннифэр не пила вообще. Ведьмак хотел, но не мог.

Ловко работая плечом, чародейка оттеснила его от стола ивывела в самый центр залы, в самый фокус всеобщего интереса. Сопротивление непомогло. Он понимал, в чем дело. Это была самая банальнейшая демонстрация.

Геральт знал, чего может ожидать, поэтому со стоическимспокойствием сносил полные нездорового любопытства взгляды чародеек изагадочные ухмылки чародеев. Хоть Йеннифэр и уверяла его, что правила хорошеготона и такта запрещают пользоваться на таких мероприятиях магией, он не верил,чтобы магики сумели удержаться, тем более что Йеннифэр провокационно выставлялаего на всеобщее обозрение. И был прав. Несколько раз он почувствовал дрожаниемедальона и уколы чародейских импульсов. Некоторые мужчины, не говоря уже одамах, пытались бесцеремонно читать его мысли. Он был к этому готов, знал, вчем дело, и знал, как реагировать. Глядел на идущую с ним под руку Йеннифэр, набело-черно-бриллиантовую Йеннифэр с волосами цвета воронова крыла и фиалковымиглазами, а зондирующие его чародеи конфузились, смущались и, к его величайшемуудовлетворению, явно теряли самоуверенность. Да, мысленно отвечал он им, да, выне ошибаетесь. Существует только она. Она, рядом со мной, здесь и сейчас, итолько это имеет значение. Здесь и сейчас. А кем она была раньше, где была раньшеи с кем была раньше – ничего, абсолютно ничего не значит. Сейчас она со мной,здесь, среди вас. Со мной и ни с кем другим. Именно так я думаю, думаюпостоянно о ней, неустанно думаю о ней, чувствую аромат ее духов, тепло еетела. А вы хоть удавитесь от зависти.

Чародейка крепко сжала ему руку, прильнула к нему.

– Благодарю, – мурлыкнула она, снова направляясь кстолам. – Но, пожалуйста, без чрезмерной демонстративности.

– А что, вы, чародеи, всегда принимаете искренность задемонстративность? Не потому ли, что не верите в искренность даже тогда, когдавычитаете ее в чужих мыслях?

– Да. Поэтому.

– И все-таки ты меня благодаришь?