Изгой - Юрий Никитин

Бродяга открыл и закрыл рот. На скулах выступили красныепятна. Олег уже полагал, что смолчит, уйдет, сохраняя тайну, но тот вдругзаговорил быстро, захлебываясь словами:

— А я и таился!.. Но когда увидел, во что превращаюсь,это ж позор для воина! Уж лучше навстречу... лучше грудью! И будь то, чтопредначертано. Я не опозорю своего имени ни бегством, ни...

Он запнулся, глаза застыли. Олег повторил:

— Не хочешь — не говори.

— Меня зовут Скиф, — сказал бродяга с усилием. Налице Олега ничего не отразилось, и он сказал уже чуть свободнее: — В этих краяхмое имя ничего не говорит... но есть и другие края.

Голос его впервые прозвучал гордо, с достоинством. Плечи раздвинулись,он выпрямился и стал чуть выше ростом. Олег ощутил, как в сердце дрогнула иотозвалась сладкой болью неведомая жилка. Вот откуда синие глаза Таргитая,черные волосы Миш, гордая стать Колоксая!

Все это годы он сам был занят Высоким: собрал самых могучихмагов и основал Совет Семерых, который должен погасить все войны на земле,восстановить мир и справедливость, везде нести свет и правду, однако в еговысокую башню доходили вести и о простых людях, которые не знают, что они —простые, ведь зовут себя тцарами, властителями, властелинами.

А также эти слухи догоняли его в скитаниях, находи-ли навершинах гор, с взрывами хохота долетали от костров, где веселятся воины,вкрадчивым шепотом вползали в уши во дворцах...

У Миш, как рассказывали редкие гости, от Колоксая родилосьтрое сынов: Агафирс, Гелон и Скиф. Все в отца силой и отвагой, все с детства незнали равных хоть в скачке на конях, хоть в борьбе, все росли красивыми илюбимыми...

...но однажды до них дошел слух, что их доблестный отец умерне сам, а был отравлен их матерью. Неизвестно, как они отнеслись на самом деле,все скрыто за стенами дворца, но Гелон и Скиф ушли от матери, а единственного,кто остался, оскорбленная Миш объявила не просто наследником, а демонстративнопередала всю власть над своей страной.

Агафирс, став правителем, тут же попытался восстановить сбратьями дружбу. Гелон, который ушел на дикие земли и основал там город,названный соседями просто Гелоном, постепенно не то что простил мать, но сАгафирсом поддерживал почти дружеские отношения, хотя в прежних землях уже непоявлялся.

И только самый младший, Скиф, не простил. Он исчез, никтоего не видел в течение трех последних лет, хотя иногда возникали слухи, чтовидели убитым в таких-то землях, женатым на богатой купчихе — в других,Спившимся и умершим от болезней — в третьих.

Сейчас Олег не снимал руки с седла, даже подобрал-ся дляпрыжка в седло, но заколебался, повернулся и взглянул в синие глаза.

— И что же? — спросил он в упор. — Длябродяги, что скрывается от гнева Миш, ты слишком близко от ее земель. В самомделе прешь на погибель?

— Я иду к брату, — возразил Скиф. — ТамАгафирс. Олег покачал головой:

— Тебя встретит Миш.

— Она моя мать, — сказал Скиф, но в голосепрозвучала неуверенность.

— Ты в самом деле считаешь, — спросил Олег, —что эти трое пытались тебя убить из-за твоей драной руба-хи... наверное, оченьценной?

Скиф нахмурился, непривычно черные брови на белом лицесдвинулись к переносице. Но в синих глазах сверкала прежняя непримиримаязлость. Олег со вздохом забросил поводья на седло.

— Побудь с моим конем, — велел он. — Вычем-то похожи. А я поговорю с хозяином .

Через полчаса они выехали с постоялого двора бок о бок. ПодСкифом шел поджарый гнедой конь, а самого всадника Олег переодел в чистуюодежду из выбеленного полотна. Скиф предпочел бы доспехи, пусть хоть из кожи,но Олег заметил, что надо лопать что дают. Хорошо, что хоть такое отыскалось.Зато для Скифа купил настоящий боевой топор. Слегка пощербленный, рукоять поразаменить, но все же не с голыми руками.

За ними в поводу двигался заводной конь. Справа и слева отседла колыхались мешки с необходимой в дороге мелочью и одеялами для ночевкипод открытым небом.

Когда выехали из города и отъехали на три-четыре полетастрелы, Олег, прервав фразу, оглянулся. Во всей его фигуре была настороженностьбывалого воина. Скиф невольно опустил руку на рукоять топора. Новенькое седловкусно заскрипело, когда он тоже развернулся всем корпусом.

Из ворот выехали две телеги, явно селяне отправились залесом: кони тяжелые, медленные, но сильные, а также с десяток всадников. Эти налегких конях, без оружия, едут не спеша, переговариваются весело. Один толкнулсоседа, тот едва не свалился. Остальные веселились, размахивали руками, Скиф рассмотрелих смеющиеся лица.

Олег покачал головой, лицо оставалось задумчивым. Скифнекоторое время ехал молча, но не в его характе-ре долго держать что-то в себе,спросил:

— Тебя что-то тревожит?

— Да так, — ответил Олег хмуро. — Не люблю,когда подсматривают.

— Подсматривают?

— А ты любишь? — спросил Олег. — Вот тыдумаешь, что никто тебя не видит, чешешься, как свинья, о дерево, ковыряешься вносу, достаешь оттуда жирную зеле-ную соплю... Убивал бы таких!

Скиф пугливо оглянулся, посмотрел по сторонам, вверх. Всинем небе пронеслась стайка мелких птах. Верещат, машут крохотными крылышками,затеяли драку совсем как люди. Посыпались крохотные перышки.

— За нами разве подглядывают?

— Еще как, — ответил Олег. — В корчме, потомво дворе да сейчас... Они потому на легких конях и без оружия что в бой и недумают. А без тяжелых мечей и доспехов за нами легче.

Скиф зябко передернул плечами. Оглянулся, но всадникидалеко, постепенно отстают. В их сторону никто вроде бы не смотрит. Впрочем,даже если они двое скроются из виду, опытный следопыт отыщет следы и черезмесяц, если за это время не размоют ливни.

— Не знаю, — пробормотал он, — с чего это...Столько лет не замечали, а теперь вдруг! А может быть, следят не за мной?

Олег не ответил, красные волосы под встречным ветеркомтрепетали, похожие на раздуваемое пламя горящего дома. Лицо его показалосьСкифу выкованным из светлого, но невообразимо твердого металла. В зеленыхглазах не бушевало пламя, но Скиф видел сильный ровный огонь, рассчитанный наочень долгое горение.

Он с внезапным холодком понял, что его слова, сказанныепросто так, чтобы уколоть, могут оказаться страшноватой правдой.

Олег иногда подносил к глазам ладонь козырьком, защищая ихот солнца, но Скифу всякий раз казалось, что этот рыжеволосый всматривается нев даль, а в то, что за далью, что зримо только богам и тем людям, что бываютравны богам.

— А кто ты? — спросил вдруг Скиф внезапно. Олегустало пожал плечами: