Ева. Книга 2 - Ева Миллс

– А что я мог сказать? Так нечестно? Ты не должна была остаться чахнуть в этом маленьком сонном городишке, не должна и точка. Лукас видел весь мир, он был старше и жить в Уэстбруке было его сознательным решением, но твоим-то нет!

Нужно было, чтобы он замолчал. Я хотела закричать, потребовать, чтобы он замолчал, но задыхалась, не могла найти сил выдохнуть короткое «Нет».

– Ты должна была поехать в Нью-Йорк, мама рассказывала, что тебя приняли тогда на литературный. Должна была пожить на кампусе, повстречаться со сверстниками, завести друзей, толпы друзей, попасть в плохую компанию, напиться до полусмерти на какой-нибудь шальной вечеринке, стать старостой курса, выиграть какой-нибудь конкурс, проснуться в чужой квартире в постели с незнакомцем, спустить стипендию на дрянные дизайнерские сапоги, протанцевать уик-энд на опасной закрытой вечеринке в Мексике… Должна была быть юной, бесшабашной, отчаянной! У нас с Рику было это, у Лукаса – тоже, но у тебя… у тебя – нет. То, что происходит с тобой сейчас – да, отчасти это способ справиться с горем, но отчасти – ты просто не прошла этот путь вовремя, задавила себя ответственностью и обязанностями, затушила огонь, но вулкан проснулся и сейчас тебя снова заворачивает на этот круг. Я злился утром не потому, что считаю тебя падшей женщиной и стыжусь, я просто знаю, что это такое – не иметь возможности что-то решать и бросаться в омут, раз за разом падая всё глубже лишь потому, что на секунду кажется, что все в твоих руках…Ты снова плачешь из-за меня. Рику прав, я дурак.

Я и правда заревана и опухла.

– Я не собираюсь и дальше практиковать романы на одну ночь. Не потому, что ты… Просто хочу, чтобы ты знал.

Он сел рядом и взял мои ледяные ладони в свои руки, стал растирать.

– Хорошо. Ты замерзла и дрожишь. Пойдем, я проведу тебя в комнату.

Я поднялась, но не пошла за ним, став лицом к лицу, тщательно выговорила, стараясь не захлебнуться в рыдании:

– Ты не прав.

В глазах Рэна беспокойство, он больше не собирается со мной спорить.

– Я не прав. Что я в этом вообще понимаю. У меня даже девушки постоянной не было до недавнего времени. Не обращай внимания на этот бред. Главное – то, что ты была счастлива, только это имеет значение.

Молнией ударило воспоминание.

«В неярком свете его голубые глаза черны и бездонны. Заглядывая куда-то глубже, чем положено заглядывать посторонним, он произносит вслух то, в чем я не признаюсь даже себе:

– Ева, почему ты несчастна?»

Едкая горечь разливается во рту, я точно знаю, какова на вкус вина, за которую уже не у кого просить прощения. Что-то страшнее потери поселяется в моем сердце – и это – сомнение. В тщетной попытке сохранить свой розовый мир, я шепчу одними губами:

– Я бы все равно вернулась к Локи, даже после колледжа.

Рэн сочувственно смотрит на меня, он прекрасно понимает, что именно разрушил своими словами.

– Знаю. Но у тебя должна была быть возможность выбирать.

Он крепко обнимает меня, потом осторожно целует в висок и подталкивает к двери в номер. Иди. Холодно.

Убедившись, что я вошла в помещение, кивает на прощание и уходит, несколько раз оглянувшись.

Я заглядываю к Маризе убедиться, что она спит, поправляю сбившееся одеяло, провожу рукой по шелковым рыжим волосам. У себя в комнате раздеваюсь, тщательно развешивая одежду на плечики, потом долго стою под душем, смываю косметику, наношу лосьон. Надев пижаму – сегодня мне слишком холодно, чтобы спать голой, забираюсь в кровать и выключаю свет.

Этой ночью я сплю, но очень плохо.

– Знаешь, сестрёнка, мне кажется, мы здесь приживёмся.

– Говори за себя. [52]

Август 2005

Я не ошиблась. Лос-Анджелес, с его постоянными пробками, невыносимой жарой и совершенно непримечательными достопримечательностями оказался именно тем местом, из которого не хотелось убегать. Этот влажный соленый город очаровывал своим высокомерием и безразличием: мне все равно, кто ты, я не обязан тебе нравиться, я просто знаю, что ты будешь моей.

Я взяла за привычку каждый день вставать с рассветом и пешком отправляться на тенистую Океанскую улицу: в сторону пирса, до пересечения с бульваром Уилшайр. Быстрее, быстрей. Обязательный номер программы – пешеходная Третья улица, в вечернее время забитая музыкантами, селебрети, шумными туристами, но по утрам восхитительно пустая и сонная, очаровательная, как растрепанная после сна девушка.

В розовом свете начинающегося дня улицы принадлежали мне, напевая гортанным голосом хиты этого лета. Под звуки музыки в плеере, совпадающие с ритмом быстрых шагов, хорошо крутить в голове мысли, приводя их в порядок.

Я болен, я устал контролировать,

Я должен понять, что реально, а что нет [53]

Переехать в Лос-Анджелес оказалось до смешного просто. Мама и папа, всю весну замиравшие от перспективы того, что я окончательно оторвусь от семьи и осяду на континенте, лишив их возможности видеться с внучкой, облегченно выдохнули: всего-то три тысячи миль и здесь, в Штатах. Оказалось, для того, чтобы они беспрепятственно согласились на не самый лучший в их представлении вариант, всего-то надо было дать им возможность сполна прочувствовать наиболее худший. По-детски жестокий, но действенный метод. Это работает с родителями в любом возрасте.

Я позволю себе помечтать и не согласиться с пустой ложью.

Это начало конца наших жизней,

А после нас ждёт отпуск… [54]

Поначалу я и правда жила у Рику и Бьянки. Они показали мне город, помогли устроиться на курсы по скоростной подготовке менеджеров, присматривали за Маризой, пока я была на занятиях, всячески оберегали и развлекали нас обеих. Благодарная им безмерно, я вполне сознавала, что всё это только репетиция настоящей жизни, что мы – в гостях. Чтобы узнать, кто я и что могу, чтобы перестать барахтаться в прошлом и смотреть уже, наконец-то в будущее, нам с Маризой нужно было найти собственную квартиру и стать самостоятельными.

Приди за мной и освободи меня,

Подними меня и возьми меня, где я стою. [55]