Кордон «Ромашкино» - Татьяна Геннадиевна Корниенко

гонец передал, что батюшка крайне зол, мечет молнии и благодарит Всевышнего за то, что отвел от семьи такую напасть, как бракосочетание с Фиолеттой.

Принц не находил себе покоя. С одной стороны, ослушаться приказа он не решался, с другой – Сияна захватила все его мысли. Ежедневное общение с ослепшей принцессой сближало молодых людей все сильнее. Поскольку Фиолетта была постоянно занята делами семьи и государства, Яросвет превратился в основного и почти единственного собеседника Сияны. Оставлять ее один на один с бедой он не мог и не хотел.

Любящую интриги Мари раздирало любопытство. Она суетилась, тщетно пыталась придать лицу соответствующее ситуации выражение, хлопала ресницами и вздыхала. Одним словом, Мари ждала изменений в своей довольно однообразной жизни.

Зато Кар-Карина не ждала ничего. Ну, разве что вкусненьким угостят. Она сидела на подоконнике и не понимала, зачем ее притащили к этим взволнованным людям.

Фиолетта же напоминала грозовую тучу – мощную, красивую и весьма опасную.

– Зачем ты позвала нас, фея? – прервал затянувшееся молчание Яросвет. – И почему тут нет Сияны?

– Я нашла способ вернуть миру день. Для Сияны наши действия должны быть неожиданностью, чтобы стать успешными. Именно поэтому моя сестра сейчас не с нами.

Голос Фиолетты задрожал. Она встала и подошла к подоконнику, на котором сидела Кар-Карина. Та мелкими приставными шажками переместилась на край. На всякий случай.

– Вернуть день миру? – вскричал принц. – Не ослышался ли я? Или, может, не так понял? Ты говоришь только о дне, но не о зрении своей сестры?!

– Ты не ослышался, Яросвет, и понял меня правильно. Я знаю, как сделать, чтобы в мир вернулся день. Но не уверена, вернет ли мой способ зрение Сияне. И это сводит меня с ума.

Яросвет помрачнел.

– Чисты ли твои помыслы? Прошу прощения за то, что произношу эти слова. Но не желаешь ли ты обелиться перед людьми и одновременно остаться при своих интересах? Ведь как только Сияна прозреет, все вернется на круги своя.

– Почему ты решил, что в мои интересы входит слепота сестры? Я виновата. Очень виновата. Но не до такой степени!

– Ты, Фиолетта, сама определяй степень своей вины. Сейчас же мы готовы услышать то, ради чего сюда пришли.

При этих словах Кар-Карина громко каркнула, захлопала крыльями. На нее удивленно глянули, но, увидев за стеклом два светящихся зеленью глаза, догадались, что ворону испугала заскочившая на подоконник кошка.

– Я была у Яги, – сказала Фиолетта.

– Но разве Яга – тот человек, к которому стоит обращаться за советом? – удивился Яросвет.

– С некоторых пор – да. Уже то, что она не стала на сторону Ледомиры, делает ее нашим союзником.

– Пусть так. И что же сказала старая колдунья?

– Немного. «Слушай, наблюдай», – вот ее совет.

– Действительно, немного. – Яросвет покачал головой, поймал взгляд Фиолетты. – Стоило ли собирать всех нас, чтобы сообщить об этом?

– О принц! Я так же, как и ты, подумала, что совет Яги слишком расплывчат. Но, возвращаясь домой, встретила возле озера лесных жителей. Они слушали стихи.

– Что? Мир умирает, а лесные жители не нашли ничего лучше, чем устраивать поэтические вечеринки? Им что, нечем заняться?

– Стихи читал Соловей.

– Разбойник, что ли? – уточнила Мари.

– Представляю… – хмыкнул Яросвет.

– О принц, стихи были прекрасны. Даже без напутствий Яги я не смогла бы сдвинуться с места, не дослушав их до конца.

– Да будь Соловей хоть гением поэзии, как это может нам помочь?

– Я узнала ответ на этот вопрос! Но сначала послушайте… Талант стихосложения пришел к Соловью, когда он лечился от простуды у Яны Семеновны Калининой, на той стороне. В этом замешана корова…

– О боги! Еще и корова! – схватился за голову Яросвет. Кар-Карина презрительно каркнула.

– Ее молоко приобрело волшебные свойства. Все, кто его пил, стали поэтами. Соловей в их числе.

– Кого же еще зацепил сей странный недуг? – спросил принц.

– Не думаю, что смогу назвать всех. Да это и не важно. Главное, что писать стихи стала дочь Яны Семеновны Катя и все дети, посещавшие их дом. По отзывам Горыныча и того же Соловья, их поэзия глубока по содержанию и прекрасна по форме.

– Но нам-то от этого какая польза? – в голосе принца послышалось раздражение.

– Слушая стихи Соловья Разбойника, я догадалась, что нужно делать.

– Что же?

– Подожди, сейчас поймешь. Стихи умеют проникать в самую душу и творить там невероятное. Надо пригласить сюда Катю и других детей, напившихся коровьего молока, чтобы они прочли Сияне стихи. Но не обычные. Они должны описывать то, что могла бы увидеть моя сестра, будучи зрячей. Если описание окажется прекрасным, возможно, Сияна прозреет. Или хотя бы убедит солнышко выйти на небосвод!

– Ах, как замечательно! – воскликнула Мари и бросилась к своей госпоже. – Пожалуйста, Ваше Величество, отправьте меня к Калининым! Я там все входы-выходы знаю, и Катя должна меня помнить!

– Подожди, Мари, – остановил служанку принц. – Ты, Фиолетта, конечно, складно говоришь. Но зачем же приглашать поэтов со стороны – тем более детей? Разве тот же Соловей не справится с такой задачей?

– Соловей слишком долго живет на этом свете, чтобы увидеть его свежим взглядом. Вряд ли он может рассказать Сияне что-то, о чем она не знает. Нет! Стихи должны быть такими, чтобы ей очень захотелось увидеть это собственными глазами. На такое способны лишь поэты-дети. К тому же попытка у нас только одна. Рисковать мы не можем.

– Да… да… возможно… Но кого отправить к Калининым?

– Меня! – снова всполошилась Мари.

– Успокойся! – Фиолетта погладила служанку по плечу. – Я тоже сначала думала, что на ту сторону лучше всего пойти тебе. Но потом мне пришла в голову другая мысль: а что, если мастерства Кати и ее друзей окажется недостаточно для того, чтобы захватить воображение Сияны?

– Резонно, – согласно кивнул Яросвет. – Что же делать?

– Нужно отправить не знакомую Кате Мари, а кого-то, с кем она никогда не встречалась. И этот кто-то должен быть примерно Катиного возраста. Чтобы стать другом, чтобы, имея свежий взгляд, послушать стихи и оценить, насколько они совершенны.

– Но у нас нет такого человека! – воскликнул Яросвет.

– Человека нет. Но есть вполне подходящий нечеловек.

– Кто же это? – Мари и Яросвет недоуменно переглянулись.

– Это Кар-Карина, – ответила Фиолетта.

– Ворона?

– А почему вас это так удивляет? Кар-Карина не простая птица. Она имеет философский склад ума и умеет говорить.

– Но как ворона оценит качество стихов?

Кар-Карина, до сих пор тихо внимавшая речи принцессы, наконец возмутилась:

– Вы говорите так, словно меня здесь нет. Словно я пустое место! Думаете, если родились людьми, то можно пренебрежительно отзываться о воронах?

– Вот видите! – усмехнулась Фиолетта.

– И нечего смеяться! – тут же возмутилась Кар-Карина. – Если стихи хорошие, это любой поймет. Даже червяк. Хотя ему это совершенно не обязательно.

– А что же тогда обязательно? – не смог удержаться от вопроса Яросвет.

– Вот люди! – Кар-Карина всплеснула крыльями. – Еще умными себя считают. Червяк должен быть упитанным и вкусным – вот его основное предназначение!

Хорошо,