Латинская Америка - традиции и современность - Яков Георгиевич Шемякин

История Латинской Америки в XX в., особенно в последние десятилетия, свидетельствует о том, что сохранить свои традиции в конечном счете индейцы смогут, лишь развивая их, преодолевая отжившее и мешающее движению вперед, обогащая свою культуру достижениями современной цивилизации, в том числе и духовными, и тем самым сближаясь с иными участниками процесса синтеза, в то же время оставаясь самими собой. Решение этих задач неразрывно связано с освободительной борьбой, с перспективой достижения единства всех передовых сил.

Глава 3

ЗНАЧЕНИЕ ИСПАНСКОГО НАСЛЕДИЯ

В ФОРМИРОВАНИИ ИСТОРИЧЕСКОГО ОБЛИКА

ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКИ

Конкиста и испанская традиция в колониальный период

Испания явилась вторым «главным действующим лицом» той исторической драмы, финалом которой стало появление повой исторической макрообщности — Латинской Америки. Как нетрудно заметить, различные аспекты взаимодействия испанской и индейской традиций уже рассматривались в предыдущей главе. Это не случайно: начиная с конкисты судьбы испанского и индейского элементов, а впоследствии и судьбы других участников процесса синтеза переплелись настолько тесно, что рассмотрение роли какого-либо одного из культурно-этнических компонентов в становлении традиций латиноамериканских народов в полной изоляции от остальных попросту no-возможно.

То место, которое «испанское начало» заняло в сложном процессе взаимодействия различных человеческих миров, было первоначально предопределено самим характером встречи этих миров, являвшей пример жестокого столкновения, завершившегося победой представителей Старого Света. Испанский конкистадор утверждал свое господство, в том числе и свою культуру, как победитель. Поэтому иберийский элемент занял безусловно доминирующее положение в начавшемся взаимодействии различных цивилизационных пластов.

Характер этого взаимодействия, в свою очередь, был обусловлен гигантским разрывом в уровнях развития между испанским и индейским мирами. Частично эта проблематика затрагивалась ранее, но лишь в определенном ракурсе — с точки зрения судеб автохтонного элемента. Ну а если изменить ракурс и посмотреть на события в несколько ином свете? Итак, пришли во взаимодействие позднефеодальное общество Европы, где начинался генезис капитализма, и общества, находившиеся либо на стадии первобытности, либо на переходе к классовому обществу, либо «стадиально равные» древним Шумеру и Египту. В плане рассматриваемой темы первое отличие между составляющими этого процесса, которое бросается в глаза, — качественно иное соотношение традиции и инновации в иберийском мире в пользу последней, прямо обусловленное гораздо более высокой стадией общественного развития, предполагающей значительно больший, чем в раннеклассовых деспотиях, простор для развития творческого человеческого начала. Внешним выражением этого стало широкое использование испанцами технических достижений эпохи в области навигации и военной техники. Еще большее значение имело то, что испанцы не были скованы мифологическими представлениями, парализовавшими волю их противников, были более привычны к необходимости проявлять личную инициативу в необычных критических обстоятельствах, оказались способны в ходе столкновения с такими обстоятельствами отказаться от некоторых стереотипных форм социального поведения.

Разумеется, вопреки утверждениям таких идеологов конкисты, как X. Хинес де Сепульведа, это ни в коей мере не было связано с тем, что испанцы представляли собой некий высший по сравнению с индейцами образец «человеческой породы». Как уже отмечалось, сила конкистадоров — это сила более передового общественного строя. А достигнуть этой более высокой стадии развития Испании удалось ввиду исторических причин, связанных прежде всего с тем, что она, несмотря на все своеобразие, как будет показано ниже, развивалась в целом в орбите той цивилизации, в рамках которой общесоциологическая закономерность смены социально-экономических формаций проявилась с наибольшей ясностью, — цивилизации Европы. Впрочем, сразу следует оговориться, что в европейском мире иберийские монархии являлись отнюдь не самой передовой частью, что также наложило соответствующий отпечаток на судьбу их колоний.

Чтобы в полной мере понять роль «испанского начала» в становлении Латинской Америки, следует охарактеризовать, хотя бы вкратце, особенности исторического облика той Испании, которая пришла в Новый Свет. Конкретно речь идет прежде всего об историческом типе конкистадора. В советской латиноамериканистике уже давалась его характеристика (вполне справедливая) как переходного типа, в котором противоречиво соединились старое и повое, переплелись черты уходящего средневековья и наступающей буржуазной эпохи. Вопрос, однако, в том, что преобладало в рамках этого противоречивого единства. На наш взгляд, вывод о преобладании в историческом облике завоевателей Америки черт новой, раннебуржуазной эпохи, характеристика конкистадора как «ренессансной» личности не отвечают историческим реалиям. Возможно, отдельные конкистадоры действительно являли собой этот тип личности, но возрожденческие черты отнюдь не определяли облика основной массы иберийских завоевателей.

В значительно большей мере облик конкистадора обусловливался реконкистой — процессом обратного отвоевания народами Пиренейского полуострова в VIII–XV вв. территорий, захваченных арабами, завершившимся в том же году (1492), в каком Колумб открыл Америку. В Испании эпохи реконкисты, особенно в Кастилии, отчасти в Леоне, жизнь в обстановке постоянной военной опасности очень часто сталкивала людей с ситуациями, требовавшими нестандартных действий, самостоятельного принятия решений, личной инициативы. В результате в Испании постепенно сформировался особый тип индивидуализма в рамках структур феодального общества, прямого отношения к генезису капитализма не имеющий.

Полезно вспомнить в связи с этим Сида Кампеадора — классический образ, реальный исторический прототип которого (Р. Диас де Вивар) представлял собой в жизни нечто иное, чем в эпосе: сначала он служил кастильскому королю, потом с ним поссорился, начал действовать на свой страх и риск, чем себя и прославил. Располагая собственной военной силой, Сид завоевывал территории и города, занимаясь попутно грабежом и разбоем. В политических целях он заключал союзы даже с мавританскими эмирами, под его знаменами сражались не только христиане, но и мусульмане. Он взял Валенсию и правил ею в качестве независимого государя вплоть до своей смерти.

Особенностью этого испанского индивидуализма было то, что личность имела возможность проявлять себя главным образом в военной сфере. В результате реконкисты возник многочисленный слой людей (прежде всего мелких рыцарей-идальго, в ряды которых был открыт доступ и крестьянам и горожанам, если они оказывались в состоянии приобрести соответствующее вооружение и снаряжение для коня), единственной профессией которых являлось умение воевать. Представители именно этой категории населения, оказавшиеся не у дел после окончания реконкисты, в первую очередь и хлынули в Новый Свет, составив первоначально основную массу конкистадоров, остававшихся по своей социально-психологической структуре в значительно большей мере людьми реконкисты, чем людьми Возрождения. С этим связаны и особенности их сознания, в котором причудливым образом соединились, как правило, вполне искренняя и горячая вера в свое предназначение как крестоносцев, как орудия осуществления «божественного промысла» — цели христианизации язычников, с меркантильными соображениями. Вот как сформулировал цель конкисты один из ее рядовых участников, Берналь Диас дель Кастильо: «Служить богу, его