Крошка Доррит. Книга вторая - «Богатство» - Чарльз Диккенс

— Как это мне не пришло в голову, Эми, —заметил мистер Доррит величественно-покровительственным тоном, достойным самоголорда Децимуса. — Ведь ты могла бы написать им и от моего имени пригласить ихтоже к обеду сегодня. Кто-нибудь — кха — мог бы даже съездить за ними, а потомотвезти их домой. У нас нашлась бы — кхм — лишняя гондола. Жаль, я раньше обэтом не подумал. Прошу тебя, Эми, напомни мне о них завтра.

Крошка Доррит отнюдь не была уверена, что этомилостивое приглашение обрадует мистера Гоуэна, однако пообещала напомнить.

— А позвольте узнать, мистер Генри Гоуэн пишет— кха — портреты? — осведомился мистер Доррит.

Мистер Спарклер высказался в том смысле, чтомистер Генри Гоуэн пишет все, на что ни подвернется заказ.

— Так у него нет никаких пристрастий? —спросил мистер Доррит.

Мистер Спарклер, которого любовь вдохновила наостроумие, ответил, что всякое пристрастие требует особой обуви: для охоты нужныохотничьи сапоги, для игры в крикет спортивные туфли. А мистер Генри Гоуэн, какон мог наблюдать, всегда ходит в обыкновенных башмаках.

— Никакой специальности? — спросил мистерДоррит.

Слово было слишком трудное для мистераСпарклера, к тому же непривычное напряжение уже утомило его мозг, и он отвечал.

— Нет, благодарю вас. Я этого не ем.

— Так или иначе, — сказал мистер Доррит, — мнебыло бы весьма лестно чем-либо выразить — кха — отпрыску столь уважаемого родасвою готовность быть ему полезным и способствовать — кхм — развитию еготаланта. В качестве — кха — скромного знака внимания я, пожалуй, закажу емусвой портрет. А если этот опыт — кха — удовлетворит обе стороны, можно будетраспространить его и на других членов моего семейства.

Исключительно смелая и оригинальная мысльосенила мистера Спарклера: пользуясь случаем, заметить, что перед некоторымичленами упомянутого семейства (слово «некоторыми» подчеркнуть голосом)бессильна кисть любого художника. Однако за отсутствием подходящих слов этамысль так и не обрела выражения.

Последнее было тем огорчительней, что миссФанни сразу же загорелась идеей портрета и стала просить отца привести эту идеюв исполнение. Ведь похоже на то, говорила она, что мистер Гоуэн ради союза сосвоей хорошенькой женой отказался от куда более выгодных и заманчивыхперспектив; любовь в шалаше, писание картин ради куска хлеба — все это такинтересно, что папа непременно должен дать ему заказ, хотя бы он даже совсем неумел писать портреты; а он, кстати сказать, умеет, они с Эми сегодня имелислучай убедиться в этом, сравнив потрет его работы с оригиналом, который наполотне выглядит как живой. Эти слова повергли мистера Спарклера в полноеотчаяние (на что, весьма возможно, и были рассчитаны); ибо если по ним ивыходило, что мисс Фанни не глуха к голосу страсти нежной, то, с другойстороны, она так явно находилась в полнейшем неведении относительно его,мистера Спарклера, чувств, что у него глаза на лоб полезли от ревности кнеизвестному сопернику.

После обеда они вновь нырнули в объятия волн,и вновь вынырнули из них у подножья Оперы. Сопровождаемые одним из гондольеров,который шел впереди на манер Тритона[17] с большим парусиновым фонарем в руке,они поднялись по широкой лестнице и вошли в свою ложу, которой суждено былостать для мистера Спарклера камерой пыток. В зале было темно, а в ложе светло;туда то и дело являлись разные джентльмены, засвидетельствовать свое почтениебарышням Доррит, и Фанни так оживленно болтала с ними, принимала такиеобольстительные позы, обмениваясь милыми шутками или споря насчет того, кто дакто сидит в дальних ложах, что злосчастный Спарклер возненавидел весь родчеловеческий. Лишь после представления два обстоятельства несколько утешилиего. Надевая мантилью, она дала ему подержать свой веер, а затем он вновьудостоился редкостной привилегии вести ее по лестнице. То была лишь малость, нои эту малость мистер Спарклер счел достаточной для поддержания своего духа; неисключено, что и мисс Фанни рассуждала так же.

Тритон с фонарем уже стоял наготове у двериложи, и такие же Тритоны с такими же фонарями дожидались у дверей других лож.Дорритовский Тритон низко опустил фонарь, освещая лестницу, и зрелищепрелестных ножек, мелькающих на ступенях, прибавило еще несколько массивныхзвеньев к тяжелым оковам мистера Спарклера. В толпе у театрального подъездаслучился Бландуа из Парижа. Он приветствовал мисс Фанни и пошел с ней рядом.

Крошка Доррит шла впереди с братом и миссисДженерал (мистер Доррит предпочел остаться дома), но у самой воды все маленькоеобщество снова сошлось вместе. Увидев рядом с собой Бландуа, галантнопомогавшего Фанни войти в гондолу, Крошка Доррит вздрогнула снова.

— Гоуэна сегодня постигла утрата, — сказалБландуа, — уже после того, как вы осчастливили его своим посещением.

— Утрата? — переспросила Фанни, расставшись собездоленным Спарклером и проходя на свое место.

— Да, утрата, — повторил Бландуа. — Его пес,Лев. Он в это время держал в руке руку Крошки Доррит.

— Околел, — сказал Бландуа.

— Околел? — откликнулась Крошка Доррит. — Этотчудесный пес?

— Что поделаешь, милые барышни, — сказалБландуа, с улыбкой пожимая плечами. — Кто-то отравил этого чудесного пса. Доги,как и дожи, смертны!

Миссис Дженерал, уверенной, как всегда, рукойнатягивая бразды приличий, неустанно заботилась о придании внешнего лоска своеймилой юной приятельнице, а милая юная приятельница прилагала все силы, чтобыэти заботы не пропали зря. Ничто в ее прошлой нелегкой жизни не давалось ейтаким тяжелым трудом, как нынешние старания приобрести с помощью миссисДженерал лакированную поверхность. Ей, правда, было очень не по себе подровными взмахами кисточки с лаком; но она так же покорно подчинялась семейнымтребованиям теперь, в дни блеска, как подчинялась им прежде, в дни нищеты, и ееличные склонности значили для нее не больше, чем чувство голода в те времена,когда она отказывала себе в обеде, чтобы накормить отца ужином.