Дипломатия - Генри Киссинджер

Непосредственная трудность, разумеется, заключалась в том, что Соединенные Штаты отказались принять официальное участие в Женевской конференции. Они пытались одновременно присутствовать и отсутствовать — в достаточной степени пребывать на сцене, чтобы подкреплять свои принципы, и в то же время в достаточной степени находиться в стороне, чтобы избежать внутренних упреков по поводу отказа хотя бы от некоторых из них. Двойственность поведения Америки лучше всего проявилась в заключительном заявлении, в котором объявлялось, что Соединенные Штаты «принимают к сведению» положения итоговых деклараций и «воздерживаются от угрозы и от применения силы для того, чтобы их нарушить». Одновременно заявление предостерегало, что «они будут рассматривать любое возобновление агрессии в нарушение вышеуказанных договоренностей с глубокой озабоченностью и как серьезную угрозу международному миру и безопасности»[915]. Я не знаю другого такого случая за всю историю дипломатии, когда бы страна гарантировала урегулирование, под которым она отказалась подписаться и по поводу которого имела такие серьезные оговорки.

Даллес не сумел предотвратить коммунистическую консолидацию в Северном Вьетнаме, но надеялся предотвратить падение остальных костяшек домино в Индокитае. Столкнувшись с тем, что он и Эйзенхауэр воспринимали как двойную угрозу колониализма и коммунизма, он выбросил за борт, как балласт, французский колониализм и с той поры сосредоточил усилия на сдерживании коммунизма. Он считал достоинством Женевских соглашений создание политических рамок, позволивших найти гармонию между политическими и военными задачами Америки и обеспечивших юридическую основу для отражения дальнейших действий коммунизма.

Со своей стороны коммунисты были сильно озабочены созданием собственной системы управления к северу от 17-й параллели, задачей, которой они занимались с характерной жестокостью, убив, по меньшей мере, 50 тысяч человек и заключив еще 100 тысяч в концентрационные лагеря. От 80 до 100 тысяч коммунистических партизан переместились на Север, а почти миллион северных вьетнамцев сбежал в Южный Вьетнам, где Соединенные Штаты нашли в Нго Динь Зьеме лидера, которого, по их мнению, они могли поддержать. У него оказалась ничем не запятнанная репутация националиста; к сожалению, приверженность демократии не была его сильной стороной.

Мудрое решение Эйзенхауэра не связываться с Вьетнамом в 1954 году оказалось тактическим, а не стратегическим. После Женевы и он, и Даллес сохраняли убежденность в решающем стратегическом значении Индокитая. Пока Индокитай разбирался сам в себе, Даллес навел последний глянец на систему коллективной безопасности, которая не сработала в начале года. Организация Договора Юго-Восточной Азии (СЕАТО), появившаяся на свет в сентябре 1954 года, состояла, в дополнение к Соединенным Штатам, из Пакистана, Филиппин, Таиланда, Австралии, Новой Зеландии, Соединенного Королевства и Франции. Ей не хватало ни общей политической цели, ни средств для взаимной поддержки. В действительности страны, отказавшиеся вступить в СЕАТО, были более важными, чем члены этой организации. Индия, Индонезия, Малайя и Бирма предпочли искать безопасность в нейтралитете, а Женевские соглашения запрещали всем трем индокитайским государствам вступать в какие-то союзы. Что же касается европейских союзников Америки, то Великобритания и Франция, судя по всему, не стремились рисковать ради региона, из которого их только что изгнали. В действительности Франция и — в меньшей степени — Англия почти наверняка вступили в СЕАТО, чтобы приобрести право вето на случай, как они полагали, потенциально опрометчивых американских действий.

Официальные обязательства, предусмотренные договором о создании СЕАТО, были весьма расплывчатыми. Требуя от договаривающихся сторон ответить на «общую опасность», привлекая свои «конституционные процедуры», договор не устанавливал критериев определения общей опасности и не компоновал механизм совместных действий — как было сделано в НАТО. Тем не менее СЕАТО служило целям Даллеса, обеспечивая юридические рамки для защиты Индокитая. Именно поэтому, как это ни странно, организация СЕАТО с большей точностью квалифицировала коммунистическую агрессию против трех стран Индокитая, — которым Женевскими соглашениями было запрещено участие в ней, — чем коммунистическое нападение на страны — участницы договора. Отдельным протоколом угрозы Лаосу, Камбодже и Южному Вьетнаму определялись как угрожающие миру и безопасности договаривающихся сторон, что, по сути дела, являлось односторонней гарантией[916].

Теперь все зависело от того, превратятся ли новые государства Индокитая, особенно Южный Вьетнам, в полноценно функционирующие страны. Ни одна из них еще никогда не управлялась как политическое образование в рамках существующих границ. Город Хюэ был древней столицей империи. Французы разделили Вьетнам на три региона — Тонкин, Аннам и Кохинхину, — управляемые соответственно из Ханоя, Хюэ и Сайгона. Территории вокруг Сайгона и в дельте реки Меконг были колонизованы вьетнамцами сравнительно недавно, в течение XIX века, примерно одновременно с приходом французов. Существующая власть представляла собой комбинацию из прошедших обучение во Франции государственных служащих и лабиринта тайных обществ — так называемых сект, — часть которых имела религиозные корни, но все они без исключения занимались самообеспечением и поддержкой автономного статуса, заставляя раскошелиться местное население.

Новый правитель Нго Динь Зьем был сыном сановника при императорском дворе в Хюэ. Получив образование в католических учебных заведениях, он в течение ряда лет работал чиновником колониальной администрации в Ханое, но ушел в отставку, когда французы отказались проводить в жизнь некоторые из предложенных им реформ. Последующие два десятилетия он провел как ученый-отшельник в собственной стране, а также в качестве изгнанника за рубежом — в основном в Америке, — отказываясь от предложений японцев, коммунистов и поддерживаемых французами вьетнамских руководителей войти в состав различных правительств.

Лидеры так называемых освободительных движений, как правило, не демократы; они в течение долгих лет изгнания и тюрем поддерживали себя представлениями о будущих преобразованиях, которые они осуществят, как только придут к власти. Смирение редко является их характерной чертой; если бы это было так, тогда они вовсе не были бы революционерами. Создание правительства, руководитель которого был бы сменяем — в этом состоит сущность демократии, — представляется для большинства из них логическим противоречием. Лидеры борьбы за независимость стремятся быть героями, а герои, как правило, не бывают приятными спутниками.

Особенности характера Нго Динь Зьема сформировались под влиянием конфуцианской политической традиции Вьетнама. В отличие от демократической теории, согласно которой истина рождается в столкновении мнений, конфуцианство утверждает, что истина объективна и может быть познана лишь путем усердных занятий и образования, на что способны лишь очень немногие. В своем поиске истины конфуцианство вовсе не рассматривает противоречащие друг другу идеи как имеющие равную ценность, что характерно для теории демократии. Поскольку существует только одна истина, то, что не является истиной, не может претендовать на признание и не может обрести силу в соперничестве с другими мнениями. Конфуцианство по своей сути иерархично и элитарно, оно делает упор на преданность семье, уважение государственных структур и власти. Ни одно общество, находящееся под влиянием этой идеологии, пока еще не породило нормально функционирующей плюралистической системы (ближе всего к ней в 1990-е годы подошел Тайвань).